День стремительно угасал, и тишина, как нежный покров, окутала разрушенные улицы. Звуки битвы, обычно наполнявшие пространство, уступили место этому тревожному спокойствию. В иных обстоятельствах такая тишина могла бы предвещать подготовку к разбору ошибок и переоценке сил врага, как это было после вторжения Ичиго и его друзей. Но сейчас все обстояло иначе. Разрушенные казармы, поломанные судьбы, оставленные на земле в виде кровавых следов — пятый день войны забирал все больше жизней. Шунсуй, как главнокомандующий, мог лишь собирать разрозненные силы, пытаясь создать из них единое целое и готовясь к новому удару.

Он прошел мимо одного из переулков и мимолетно заметил место, где когда-то, будучи простым капитаном, мог беззаботно прилечь и отдохнуть. Прямо посреди дня, среди всей этой суматохи.

— Как же все быстро изменилось? — невольно произнес он, и в его голосе зазвучала нота сожаления. Такие вздохи теперь он мог позволить себе лишь в полном одиночестве. Не хватало, чтобы его подчиненные увидели, как верхушка Готей впала в уныние. Это могло подорвать и без того хрупкий боевой дух войск!

Однако в это смятение были и исключения — личности, которые, казалось, светились от счастья в своей маниакальной манере. Капитан 12 отряда, к примеру, всегда находил в хаосе поводы для новых экспериментов. Что с него взять? Его исследования приносили пользу в это непростое время, и это было хоть каким-то утешением. Но даже несмотря на это, Шунсуй чувствовал, что что-то не так. Волнение и тревога сжимали его сердце, и тишина вокруг казалась ему слишком громкой, слишком угнетающей.

С тяжелыми мыслями он медленно вышагивал к казармам четвертого отряда, каждый шаг отзываясь в его душе глухим эхом тревоги. Впереди его ожидал не менее приятный разговор и новая обязанность: склонить к подчинению лейтенанта и стать капитаном. Возможно, это и не вызовет особых трудностей, но внутренний голос, словно зловещий предвестник, твердил об обратном.

Исане была одаренной девушкой, но её преданность капитану Унохане порой гранила её здравый смысл. В такие мрачные часы, когда мир вокруг рушился, каждому следовало бы быть наготове, но она, как изящная статуэтка, упрямо держалась за старую привычку. Всем было бы лучше, если бы она не ушла в неизвестном направлении, оставив за собой лишь тень. Теперь же ему предстояло работать с тем, что имел — а это была неразбериха, в которой каждый шаг казался рискованным.

Дело вовсе не в способностях Исане — она была настоящей молодцом и, несомненно, справлялась по мере своих сил. Но эта вечная путаница, эти бесконечные просьбы: «Должно быть одобрено капитаном», — казались ему невыносимыми, словно утяжеляли каждую минуту нарастающим бременем. Он чувствовал, что такая неразборчивость и зависимость могут свести всех в могилу куда раньше, чем грозные Квинси, которые уже стояли на пороге, готовые нанести удар.

С каждым шагом к казармам он ощущал, как груз ответственности давит на его плечи, и мысли о предстоящем разговоре с Исане терзали его, как шипы розы, оставляя за собой шрамы сомнений и страха.
Шунсуй Къёраку глубоко вздохнул, стараясь прогнать мрачные мысли, которые не оставляли его в покое. Он понимал, что в роли главнокомандующего должен быть оплотом стойкости и уверенности для своих подчиненных. Теперь, как никогда, ему нужно было натянуть маску беззаботности и уверенности, чтобы не дать слабину в глазах Исане и остальных.

Он остановился на миг, чтобы сосредоточиться. В его воображении возник образ Ямаджи — его спокойствие и решимость всегда вдохновляли. Теперь, когда старика не стало, он должен был взять на себя эту роль, стать тем, кто будет вести остальных в непростые времена. Каждое его слово должно было звучать так, будто он не сомневается в правильности своих решений, даже если в глубине души бушевали штормы неуверенности.

Шунсуй выпрямил спину, откинул назад волосы и заставил себя улыбнуться — лёгкая, беззаботная улыбка, которая всегда помогала разрядить напряжение. Он знал, что его подчиненные ждали не только руководства, но и надежды. Исане тоже нуждалась в этом, в уверенности, что их усилия не напрасны, что даже среди хаоса можно найти путь к свету.

Подходя к казарме, он вспомнил о том, как важно быть рядом с людьми, поддерживать их дух. Как бы ему ни было тяжело, он должен был стать тем, кто укрепляет, а не ослабляет. Встреча с лейтенантом четвёртого отряда, была не просто разговором о её новом назначении — это была возможность показать, что даже в самые тёмные времена можно найти силы двигаться дальше.

Он толкнул дверь, и её скрипнуло, как будто подчеркивая его решимость. Внутри него разгорелось пламя уверенности, и он шагнул в свет, готовый встретить Исане и вместе с ней справиться с трудностями, которые предстояло преодолеть.
Шунсуй непринуждённо зашёл в кабинет, где Исане усердно разбиралась с бумагами, словно он просто пришёл выпить чашечку саке, вдали от шума и суеты. Он старался выглядеть так, будто не замечает всей той тяжести, что нависала над ними, и без особых реверансов произнёс, подбираясь всё ближе к стопке документов.

— Исане-сан, вы сегодня работаете больше обычного. Не желаете устроить небольшой перерыв?

Его голос звучал мягко и ободряюще, в нём не было ни тени тревоги, ни намёка на давление времени.

Шунсуй, стараясь смягчить обстановку своими привычными кривляньями, стремился отвлечься от предстоящего серьезного разговора, который, как ни крути, всё же ждал его. Это был человек, всегда проявлявший особую благосклонность к женщинам, но не из-за навязчивого стремления соответствовать идеалам джентльменства. Его интерес к женским сердцам был вызван их загадочностью — где-то во мраке скрывались тонкие нюансы, а где-то светила яркая звезда надежды. Исане, увы, принадлежала ко второму типу.

Приняв приглашение, мужчина вальяжно уселся на стул, поправляя свою скромную, но яркую накидку, издавая при этом характерные, несколько небрежные звуки, присущие усталому человеку. Его лицо, обрамленное небритостью, украшала ухмылка, говорившая о многом без слов.

— А можем ли мы в этот чай добавить немного других ингредиентов? — с лёгким смешком произнёс главнокомандующий, делая жест, который явно намекал на алкоголь. С одной стороны, зачем придерживаться образа самого старшего, когда каждая собака в округе давно знает о предпочтениях Шунсуя? С другой — их ожидал разговор, в котором без ста грамм не разобраться, кто прав, а кто виноват.

Его лёгкая улыбка оставалась на месте, но тон голоса заметно охладился, ведь в воздухе витал вопрос, самый главный, на который нужно было ответить с максимальной осторожностью, чтобы не разбить хрупкое девичье сердце.

— Капитан Унохана числится пропавшей, но точно не в списках мертвецов. Как только у нас появится возможность, я отправлю отряд на её поиски, — произнёс Шунсуй, сдерживая в себе тревогу. Сказав это, он довольно прикрыл один глаз, позволяя себе не выискивать в изменяющихся эмоциях лейтенанта то беспокойство, с которым она его встретила. Вполне очевидно, что её так беспокоило.

Внутри него зрело беспокойство за Исана. Он знал, как сильно она привязана к капитану Унохане, и это знание лишь усиливало его собственную тревогу. Мысли о том, что она может переживать, мучили его. Как же трудно было видеть её такую обеспокоенную, особенно когда он сам чувствовал, что ситуация могла обернуться самым худшим образом.

— Скажу прямо. Мне нужно, чтобы ты на время возглавила четвёртый отряд. В обход всех правил и запретов, — добавил он, и в его голосе прозвучала решимость, которая не оставляла места для сомнений. Это было необходимо не столько ему, сколько самой ситуации, в которой он оказался в ловушке. Он уже достаточно раздразнил совет своими решениями, и теперь новые шаги можно было предпринять и без их одобрения. В конце концов, его всё равно не похвалят, а время — это слишком дорогое удовольствие, чтобы тратить его на ожидания.
Наконец, с лёгкой ухмылкой он добавил:

— Не переживай, я знаю, что ты справишься. Если что-то пойдёт не так, просто позови меня — я прибегу с большой ложкой, чтобы всё разгрести.