Он проснулся, точно от выстрела. Потолок медленно замедлял вращение, становясь белым, чистым, с тонкой трещиной от оконного угла. Воздух провалился в легкие, большим ледяным кирпичом. Он рывком поднялся с постели. На будильнике высветилось 6:30 утра. Новый день.

Черт.

Камень пола обжог пятки. В голове было пусто и холодно. Он полошел  к окну и выглянул наружу. За окном стояла дымка. Перекликались часовые. Пересменка. 

Вчера было...

Картины вспыхивали перед внутренним взглядом, как спички. Оскал Кенпачи, ледяные глаза меча с застывшей усмешкой, огонь, рыжая Иноуэ. Тьма.

Тьма и демоны. 

В наличии было и то и другое. Стрелы квинси лучше всего видно в темноте. 

Выжатый Хашвальт с провалами глаз, с болотными огнями в оправе радужек. 

Пожар в замке отца. 

Колотящееся сердце, когда он бежал по лестницам вниз.

Император, застывший черным стеклом.

Снова Юго. Бледный, но уже лучше. Коньяк. Много коньяка. Лужица алкоголя на столе, в ней шкурка от лимона. Ночь. Лампа. Взгляд прыгает по корешкам книг, тонущих в темноте. 

Сюр.

- Блять, - проговорил Баззард Блэк, повернувшись к комнате. - Блять.

На постели свернувшись клубком спал Хашвальт с видом настолько задолбаным, что краше кладут в гроб, но спал и дышал ровно. Базз помнил, как волок тяжелого сонного Юграма до кравати стараясь ничего не сшибить, чтобы не привлечь внимание его личной Церберицы-Хельги, или еще кого-нибудь лишнего. Осознав, что после такого подвига он и сам уже ни петь, ни танцевать, Базз не мудрствуя лукаво свалился рядом, спихав Хашвальта в дальний угол. Ботинки, он, похоже снимал уже на автопилоте, натренированном тысячелетней карьерой распиздяя от рыцарства.

- Блять, - его точно заклинило.

Сегодня его ждал Император всех квинси, чтобы - что? Завершить войну? Вставить чепик за дезертирство? Уэкская миссия была действительно эпическим проебом - действительно эпический. Бессмертный бог его народа. Кто-то, кого Базз-би привык считать врагом. Существо, которое отобрало у него жизнь, а в замен дало войну длинною в жизнь. Силу - и надежду на расплату. Базз-Би переступил босыми ногами по полу. 

Следовало покинуть комнату до того, как Хашвальт проснутся и чисто по-дружески посоветует ему, Базз-би, сходить нафиг. Не по-дружески он советовал иначе. Меч с первязью висел на спинке стула у шкафа. Базз подошел и ухватил его за ножны. Тяжелый мечь отца. Рукоять заменена, гарда переделана, навершие сменило форму и состав стали. Тем не менее это был старинный родовой меч Блэков. Базз взялся за рукоять и потянул его из плена кожаных ножен. В битву Хашвальт их не носил - было долго доставать. А по Сильберну, если требовались регалии по регламенту, или на ночь прятал в них. Базз перебрал пальцами по вытертой рукояти. Нахуя квинси меч? Под пальцами среди кожаной оплетки вдруг оказалось что-то металлическое и резное. Базз-Би развернул оружие другой плоскостью - на рукояти красовалась старая золотая пуговица со стилизованной буквой "B". Горло сдавило невидимой рукой. Базз ковырнул край резибы, вернул меч в ножны, вернувшись к кравати ухватил ботинки и быстро натянув их на ноги, не завязывая шнурки, вышел, аккуратно притворив за собою дверь. Было о чем подумать.

Приведя себя в порядок он поднялся в комнату над тронным залом, ту, из которой вчера вымелся на первой космической, растрепанный и понимающий великолепное ничего, с подчиненным Бан-каем Уноханы Ячиру и так свернутыми мозгами, что самому непривычно.

В кабинете не ощущалось причутствие посторонних, поэтому Базз толкнул дверь и вошел.

 - Штернриттер "H", по Вашему приказанию прибыл, - щелчок каблуками, взгляд и спина прямые, руки по швам. Шутки кончились, когда вчера он своми руками упустил возможность убить Императора, а потом вломился в покои Хашвальта с тремя бутылками старого и охуительно дорогого коньяка, которые планировал выпить после победы. Поименование себя он привычно опустил. Вычурное имя "Баззард" не ложилось на язык чуть ли не с рождения, но иного Звездного рыцаря "H" у Империи не было. И - Базз почему-то был уверен - не будет.

Вид бодрого и подозрительно довольного Императора вызывал какие-то троякие чувства. С одной стороны Базз был готов биться об заклад, что Его Величество задумало какую-то дрянь, персонально для него, так сказать, по старой дружбе. Наследственной, можно сказать, если считать проявлением дружеских чувств к его отцу постановку под дверями замка военным лагерем и поджог этого замка со всеми наличествующими домочадцами. С другой стороны, по поводу поджога со вчерашнего вечера Базз был уже не слишком уверен. С третьей, поскольку он прожил с этим знанием многие годы, вырастил на нем себя и свой мир, то оно могло бы уже считаться истиной в последней инстанции... Если бы не то, что он увидел вчера. Если бы Юграм Хашвальт сумел ему внятно ответить на один вопрос: что он помнит из того дня, когда его дорогой друг пригласил его к себе жить, после того, как спичкой полыхнула халупа хашвальтова дядюшки вместе с окрестным лесом. Юграм Хашвальт, мать его пристойную, Грандмастер Ванденрейха второе лицо после Императора(до недавнего времени), наизусть запоминающий годовой бюджет Силберна по пунктам и подпунктам, помнил многое, но совсем другое. И это другое было до того другим, что Базз был бы готов биться об заклад, что это подменыш, если бы хоть один квинси, сумевший скопировать хашвальтову физиономию, мог бы скопировать и его феноменальное занудство.
Юго считал, что всю ночь просидел с охотниками у костра, а Базз-Би встретил уже потом, но в упор не помнил, когда и как узнал о пожаре в замке. Базз бился пол ночи, затем выдохся, да и коньяк закончился, да и выдержка у Юграма оказалась слабовата.
Ответа не было. Своей памяти Базз верить не мог - в ней уютно помещались два взаимоисключающих сюжета, сводя его с ума. Жизнь, выстроенная вокруг ошибочного постулата, представлялась дурным фарсом и ебучим бредом. Жизнь в сомнениях, а не бред ли она, казалась бредом не меньшим. Кроме него самого и Юграма ответить на вопрос мог только тот, кто сидел напротив и улыбался с видом доброго дядюшки-людоеда, коим, если вспомнить подробности, он и являлся.
Верить Императору было глупо, не верить - так проще не спрашивать. Но шило в заднице говорило, что сожрать он Базза успеет потом, а вот не спросив - не узнаешь, поэтому на любезное предложение перекусить Базз ответил отказом, в последний момент заменив "В задницу жрачку" на "Благодарю, я не голоден" на пролог надвигающихся охуительных проблем промолчал, оценивая глубину задницы, в которую предстояло радостно прыгнуть, а вот на предложение задавать вопросы заговорил:
- Сомнений не имею, рад служить Империи, - он нагло дернул углом рта, имитируя улыбку. - А вот вопрос имею... только не по теме, Ваше Величество. Разрешите?  - "Не ссать, Базз. Отец не потерпел бы наследника-труса". - Много лет назад, когда я был сопляком и слыхом не слыхивал ни о каком Ванденрейхе... Мой отец был лордом той земли, где вы нашли Хашвальта. И за пять лет до встречи с Юграмом, вы были гостем в нашем поместье, - Базз сглотнул и посмотрел прямо в глаза Императору. - Не расскажете, что такого мог сказать лендлорд Блэк двухсотлетнему чудотворцу, что сгорело поместье и все кто в нем был, кроме меня?
Деревянный подлокотник кресла, в который Базз вцепился рукою, что бы сдержаться, нагрелся и по помещению поплыл легкий ароматный дым. Базз дернулся и сжал ладонь в кулак. Нет такого, что не может сделать гений по имени Баззард Блэк. Хамить Императору - говно вопрос, палить мебель в кабинете высочайшей особы - раз плюнуть.
Вчерашняя картинка стояла перед глазами, как живая. Базз намеренно оставил логическую связку за кадром. Он не сказал, что пожар устроил Юха Бах - он сказал "сгорело поместье". Память вела себя, как шлюха и изменяла ему. Базз надеялся, что он нашел того, с кем она это делала.

Базз закрыл глаза. В голове звучал слабый звон, как с недосыпа, когда тело легкое-легкое, но непослушное, а зрение прозрачное и пустое, не за что уцепиться. Его накрывало чувством пустоты. Он не знал, на какой ответ рассчитывал. Никакой ответ не был нужен на самом деле. Но ответ был и Базз готов был требовать, чтобы этого не случилось. Бойтесь своих желаний.
Усомниться в сказанном не получалось. Мыслей не было. В голове проносились картинки вероятной реакции. Стукнуть по столу, заорать, разнести тут все к Матери Пустыни - не важно что орать, лишь бы громко. Не то. Броситься на шею с заверениями верности и преданности - бред. Не то. Извиниться и попросить отсрочки - дурость. Сопли развесил, как пиздюк желторотый. Не то. Рефлексировать по поводу того, что произошло - этим он и занимался, как романная героиня. Выживет после сегодняшнего - молодец, тогда и предастся рефлексии. Нажрется, побуянит, совершит глупость какую-нибудь, снова посидит в карцере - там и подумает про то, что узнал. Адреналин хлестал так, что в глазах жгло. Тело не двигалось.
Любое решение было дуростью.
- Мой отец решил так, потому что он так решил. Видимо, верил, значит, были причины, - слова выходили неправильными, контроль за желанием вскочить и начать ходить кругами - контроль сучок, псих, баба! - давался на ура. А вот слова были неточными. Если то, что Базз услышал, признать правдой, то поместье должно было сгореть. И пусть виноват был отец, сжег его сын. Что бывает, когда Император не справляется со своими силами Баззард представлял, хоть и смутно. В картину вполне укладывался срыв по неоформленному и непроставленному в душу шрифту. Базза слабо волновали мотивы Императора. Но понимание, что если Александр Филипп Блэк был ему верен, даже зная, кто перед ним, было знакомо до последней капли. Доверял - значит, были причины. Верил - значит, считал достойным. Не считал бы - не верил бы. Сомневаться в решениях отца было бессмысленно. Это было его право, его лево, и прямо. Это было можно только принять, как данность. Не спорить с мертвыми Штернриттер "H" научился где-то в первые годы после прошлой войны. Не примерять на себя их долги он научился где-то тогда же.
Думать про Юго было гадко. Ради чего все это? Зачем искать причину для ссоры, зачем доказывать что-то? Если все так, то все уже доказано. В эту канву прекрасно ложится и пуговица, и пожар, и вечно написанный на морде Юго посыл на хуй... Легко ли смотреть в глаза тому, кого ты защищаешь, но при этом не можешь ему выкатить это в лоб - он же тебя с говном сожрет, если узнает, потому что сам такой же. Признать, что именно ебучая гордость не давала ему признавать право Хашвальта на силу и принятие решений, оказалось неожиданно просто.
Следом за этим пришло понимание, что он проиграл. Все его потуги, все его выступления, весь его апломб, которым он потрясал у Юго перед носом, как тапочком перед нашкодившим котом - все они сжались и превратились в камешки на той дороге. Маленькие рыжие катышки глины и гранита. Просто камешки, забившие в сапог жизни, которые он таскал за собою тысячу лет. Охренеть, мазохизм. Осознать это было неприятно, но не так досадно, как ему казалось всегда. После пуговицы, которая до сих пор ощущалась под подушечками пальцев, это понимание не стало бомбой.
Проиграл.
Проебался по-королевски.
Молодец, Баззард.
Герой. Штернриттер.
Боже, храни идиота.
Бога не нашлось.
Хранил заместитель.
Как умел, так и хранил. Хорошо хранил, раз до таких лет дожил идиотом.
Базз потер руками лицо. Перчатки шершаво прошлись по бритым вискам. Открыл глаза.
- Значит, так... Так тому и быть, - он подумает об этом завтра. Или после победы. Или вообще никогда. Базз не сомневался, что если он подойдет вечером к Юго и скажет, что-нибудь а тему "Привет Юго, знаешь, я последнюю тысячу лет праздновал дебила. Так вот, я проиграл тебе, хотя ты не соревновался. И на этом основании прости мудака", тот посмотрит на него набившим оскомину голубым взглядом дохлого минтая, развернется и уйдет. Почему-то не представлялся его ответ. Только пустой взгляд и постная мина. Ответить на это было в целом нечего. Базз-Би сомневался, что даже после этих новостей он сам начнет вести себя как-то иначе. Как сомневался и в том, что если он попросит Юго больше его не защищать, Юграм Хашвальт, каким он его знает, мозгляк, выродок от квинси, и одуванчик наивный, бросит и перестанет. Не перестанет. Просто не сможет. Нельзя вот так просто сойти с рельс, по которым катаешься с прошлого миллениума.
- Это все, вопросов больше не имею, - проговорил он, старательно отгораживаясь от того, что варилось смутным комом за грудиной. Завтра. Или потом. Или никогда. Сегодня он Штернриттер, который возможно к вечеру будет с почестями похоронен, а остальное - теперь не важно. В конце концов, ему есть кого защищать.