…И снилась ему Пустыня. Серая, свинцовая, черная, горячая и безбрежная, как бесконечный океан боли, пустоты, отчаяния. Кажется, это именно он, Килге Опье, шел по ней – и он же видел себя со стороны, наблюдая как бы сверху. Песок забивался в уши, нос, слепил мертвую и пустую глазницу, не прикрытую повязкой. Идти было трудно, потому, что цели впереди не было – только Пустыня, только ветер, только тишина и засасывающая пустота абсолютного, все сильнее накрывающего страха. Безотчетного, безоснованного, не связанного ни с чем – и от этого еще более невыносимого. Но он идет, идет, вязнет в песке, с трудом вытаскивая ноги – и снова идет, понимая, что у его пути нет конца…
- Успокойся. Ты победил.
Голос рядом, опускает глаза, не останавливаясь ни на секунду, и видит улыбающуюся оскалившейся собачьей улыбкой морду Рапидо. Нет, не верно, не правильно, это все обман, это ложь и… сон. Потому, что у него есть цель, которой больше нет – и он будет идти. Во славу…

… Ледяной порывистый ветер сбивает с ног, и он падает – падает с огромной, высокой скалы, падает в пропасть и летит, не успев даже закричать – распялив белые от ужаса губы в беззвучном вопле. Падает и понимает – это конец – и тут же кто-то резко и с нечеловеческой силой стискивает запястье, выдергивая из пропасти вверх.
- Я не вижу твоей вины. Ты победил.
И эйфория, накрывающая с головой – почти экстаз, почти оргазм. Во славу…

… И мертвые солдаты, бегущие к нему, восторженно скалящиеся черепами-лицами – те самые, которых он казнил лично. Те самые, которые осмелились покинуть поле боя. Которые показали спины, которые решили, что могут опозорить Его Императорское Величество и выпачкать полы его плаща своей трусостью и предательством – и это в присутствии Лидера Первой Ягдарми Императора. Понимающие, наконец, как им повезло – принять смерть сразу и быстро, и не жить с ощущением того, что ты – тварь и предатель. Не жить с вечным страхом. А умереть во славу…

Не спеша открывать глаза, медленно провел тремя пальцами по лбу, смахивая холодный, липкий пот, и только потом осознал, что проснулся. Сны. После его триумфального возвращения с самим Императором, авторитет Килге Опье взлетел на недосягаемую высоту – он это знал. Он это чувствовал. И ему было откровенно плевать, что думают плебеи и прочие выродки, по недоразумению оказавшиеся рядом с Императором в эту минуту. Он, Килге Опье, был нужен Его Величеству, он был прощен – он вернулся с победой. Большего счастья в его жизни быть не могло, но Тюремщик четко знал – оно еще будет. Сразу после того, как Император достигнет всех своих целей, и возьмет с собой своего преданного солдата. Который будет ему так же полезным и там, в новом мире!
- Ничего. Сегодня без кошмаров.
Усмехнулся, презрительно поджав нитку белых, искусанных губ. Кошмары были… иными. Сегодня его сны милостиво выдали ему целую ночь отдыха. И этим следовало незамедлительно воспользоваться. Ледяной душ смыл напрочь остатки ночного расслабления. Завтрак – плотный и у себя в комнатах – мысли были слишком заняты, чтобы размениваться на всякую шваль вокруг, невоспитанную должным образом. Мысли были заняты Императором.
В любую секунду Его Величество может выдать мне очередное задание. Я должен быть готов. Целиком и полностью. Я обязан быть готов!
Еще через час, привычно чеканя шаг и высоко неся острый подбородок и черную повязку под белоснежным кепи, Килге Опье вошел в помещение для тренировок. Привычно глубоко вдохнул, стягивая китель… и замер на пороге, не веря глазам своим. Он даже на мгновение забыл, с какой важной целью пришёл сюда. Лично Император, его Бог пригласил его сюда. Чтобы Килге увидел, как он силён. Силён несмотря ни на что! И ни Унохана с её банкаем, ни Пустыня с её странными обитателями. Ничего не может сломить его, верного воина Императора Ванденрейха!
Что это такое… здесь! В месте, где истинные воины оттачивают своё мастерство!
От удивления брови взлетели вверх, и Опье на несколько секунд замер, не смея двинуться.
- Что ты тут забыл?!
Даже сквозь недовольство и повелительный, высокомерный тон слышалось удивление.
Гемишт. Грязь..
Все наставления Его Величества тут же на секунду были погребены под всплеском ненависти и презрения – этому полукровке стоило бы находиться подальше от любых помещений, в которые мог зайти он, Килге Опье! Руки сами собой сжались в кулаки, штернриттер шагнул внутрь и подчеркнуто аккуратно отложил свой китель в сторону.
Пожалуй, стоит научить его манерам и показать ему его место раз и навсегда. Мордой в грязи – под ногами Его Величества!

Этот грязный выродок открывал свой рот - смел открывать свой рот! - и отвечал ему. Ему, шренриттеру и самому преданному сыну Его Императорского Величества - отвечал кто?! Нет, ни малейшей и ни единой эмоции не должно было проявиться больше, и даже если этот гемишт сейчас подойдет к нему и прикоснется, он, Килге Опье, отнюдь не продемонстрирует ему свои чувства по этому поводу. Хотя бы потому, что у настоящего воина не бывает чувств. Даже если китель после этого придется отдать в чистку. Мальчишка говорил. Килге Опье поморщился, слушая его голос и высокомерно глянул сверху вниз. Он не пытался ничего продемонстрировать, он просто смотрел так, как и полагалось смотреть на подобное отродье - сверху вниз. Это нормально, и к этому он обязан будет привыкнуть, раз уж Его Величество был столь милосерден и позволил ему остаться в живых.
- Судя по всему, ты еще не до конца изучил местные порядки, гемишт. За подобную дерзость таким, как ты, полагается хорошая порка. И это если тот, с кем ты осмелился говорить в подобном тоне, будет милостив к тебе и добр.
Усмехнулся, даже не пробуя скрыть усмешку, скривившую тонкие синие губы. Усмешка получилась пренебрежительной и горькой - стоило ли возвращаться из Пустыни, чтобы вот здесь наткнуться на это? За что ему, Килге Опье, безупречно верному рыцарю Его Императора, новое наказание? Или это... проверка?
- Пожалуй, тебе повезло. Сегодня я милостив...и добр.
Голос, все такой же холодный, прозвучал без малейшего оттенка улыбки, все так же пренебрежительно. Милостью тут и не пахло. Но если сначала Килге очень хотел схватить мальчишку за волосы и выкинуть отсюда, с пфайлем в заднице, для ускорения, то теперь… что-то изменилось. Резко, внезапно, как будто включили и выключили свет, по хлопку ладоней. Опье видел этого гемишта впервые. В принципе, вот конкретно в этом ничего удивительного не было - он никогда не замечал гемиштов, справедливо считая, что глупо замечать грязь под ногами. Ее надо просто обойти и постараться не запачкаться. И не суть даже, попадется ли это на его пути в коридорах Сильберна или в мире людей.
- Назови своё имя. Я вряд ли запомню его, потому что такие, как ты, обязаны дохнуть бесславно. Не оставляя после себя ни имен, ни напоминаний.
Нет, нет и нет. Опье не собирался, совсем, никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах называть своё имя этому вот… никчёмному отродью, к слову, в ответ.
- Килге Опье. Штернриттер «J».
По всей форме представился он и замолчал, пораженный только что произошедшим.
Не понял. Я… представился ему? Я? И… этому? Почему? Я не понимаю. Этого не могло быть. Я сошел с ума.
По спине бежит неприятный холодок, будто кто-то распахнул окно в зимнюю стужу, как будто оттуда, из окна, на него уставились спокойно, с ледяной и непримиримой уверенностью в своих возможностях. Опье нервно сглатывает, но не отступает, не опускает подбородка, уверенно, высокомерно вздёрнутого вверх. Гемишт. Но ведь он чувствует другое! Или не чувствует вообще? Неужели он настолько потерял себя там, в Уэко-Мундо, что сейчас никак не может вникнуть в происходящее? Он пропустил слишком многое, и о том, что появился новый Наследник, всего лишь слышал. Обычно этого было более, чем достаточно, чтобы если не проявить уважение и поклонение - этого стоил только сам Император! - то хотя бы вежливо кивать, делая вид, что поклонился. Однако новый Наследник...И… гемишт.
Зачем? Зачем я пришёл сюда? Ваше… Величество. Зачем вы прислали меня сюда. Для чего? Нет. Это неправильные и недостойные мысли - Император всегда прав. Император не может ошибаться. Могу ошибаться я!
Сузил и без того всегда презрительно суженные глаза, разглядывая того, кто стоял перед ним. Это вот мог быть только пресловутый Наследник, никак иначе. Наследник. Императора. С трудом унял внезапно вырвавшийся из груди резкий, рваный смех - нет, практически хохот. Он - и Император?! Фарс, блеф, и чушь, не имеющая права на жизнь. И он, Килге Опье, во всём разберётся. Именно для этого, и только во имя этого, Император направил его сюда!
- Это тренировочный зал. И если ты собираешься болтать, то лучше отправляйся в офицерскую столовую.
Он его только что отправил в столовую. Офицерскую. Не на скотный двор и не мыть, к примеру, полы в бесконечных коридорах Сильберна, именно туда, куда и следовало бы. Килге Опье глубоко вздохнул и отступил ровно на один шаг назад.
- Зачем ты пришёл сюда.
Без вопроса. Потому что этот вопрос был бы очень уместен по отношению к нему, к Килге Опье. Но у Килге не хватает мужества спросить у самого себя: что он здесь делает? Почему пришёл? Именно сейчас. Именно в тот момент, когда здесь… это! Это смотрело на него тёмной синевой глаз. И внезапно, встретившись вот с этим взглядом, Килге побледнел сильнее. Оказывается, это очень возможно – становиться бледнее белого. Тонкая, синяя нить губ выцветает, глаз становится еще более незаметным, даже ресницы бледнеют. И Килге понимает, вдруг, что только что он видел обоими глазами своими, но не своими, нет - он видел свое отражение в этих синих глазах. И Опье выдыхает, вперемешку с очередным приступом смеха: скрипучим, неприятным и совершенно неуместным.
- Почему ты здесь.
Опустил глаза, опустил первый, медленно, отсутствующе глядя перед собой на этот раз, видя не гемишта - кого-то за ним.
Такие же, как у Императора. Я ведь… видел?
И никакой уверенности. Никакой надежды. И никакого будущего не было только что. Килге оборачивается в сторону, глядя куда-то вдаль. Тренировочный зал – огромен. Техник квинси – ещё больше. Итак, с чего мы начнем... гемишт Его Величества?

- Чего?
Килге Опье вдруг насторожился, напрягся и зачем-то склонился ближе, а потом еще ближе к гемишту. Странному, чужому гемишту, с грязной кровью, смешанной со всем, с чем сумели смешать ее его родители. Зачем подобным вообще появляться на свет? Чтобы оказаться еще немного ближе, пришлось прищуриться, очень вдумчиво сузил глаза и сдвинул брови домиком. Жест, обычно не приносящий никому из его собеседников ничего, кроме неприятностей - но в данную минуту штернриттер “J” не думал о неприятностях для гемишта. Потому, что это был тот самый, именно тот, избранный... кто?
- Я понял.
Вскинул острый подбородок строго и высокомерно и озадаченно прислушался к собственным словам.
- То есть, да, я понял.
Снова как-то странно и задумчиво поправил сам себя, как-будто внезапно расслышав в странных словах, странном их наборе и во всем голосе этого странного гемишта нечто, не слышанное до сих пор. Все эти обороты и прочие атрибуты представлений иерархических систем канули в лету раньше, чем он, Килге Опье, успел появиться на свет. В его прошлой жизни не было ни единого из тех правителей, лидеров, настоящих генералов и воинов, перед кем бы ему хотелось и действительно стоило вставать на колени и кланяться лбом в пол. Здесь, в Ванденрейхе, такой правитель имелся, один единственный, сильный, властный, его Император, его Бог, тот перед кем не просто стоило - хотелось. Но почему-то Бах никогда не требовал склонять колени и опускать низко голову, разве что только на суде, прямо перед наказаниями и казнями, когда опускать голову было поздно - а становиться на колени бесполезно. Его Императорское Величество милостиво и понимающе относился ко всем своим детям, ко всем, без исключений. Килге Опье коротко и рвано сглотнул, пытаясь проглотить внезапно подступивший к горлу, холодный, твердый ком. Он никогда не плакал, и первым бы распрощался со своей никчемной и глупой жизнью любой, кто бы мог хотя бы предположить в нем подобную слабость. Мужчины не плачут, нет, настоящие и преданные воины Его Величества не плачут, они не могут себе позволить это. Это унизило бы их Императора. Однако отдельные, но слишком яркие еще картины вчерашнего вечера в Уэко-Мундо еще были очень живы в памяти, которая не желала расставаться ни с одной из них. Молчание затягивалось, однако ему потребовалось еще несколько секунд и еще пара вдохов, чтобы успокоиться. Этому гемишту, никому в принципе и по сути своей невозможно было понять, что Император, лично, сам Император, пришёл за ним, за Килге Опье. Он протянул ему руку, свою руку, ему, потерявшему себя…Он простил, понял и показал - Килге Опье нужен ему, ему не в чем себя винить больше, ему надо только... подумать. Подумать как следует и сделать действительно правильный выбор. Не этот ли выбор он пытается сделать прямо сейчас?
- Ты - Наследник моего Императора.
ЕГО Император. За подобные кощунственные слова полагалось казнить на месте без раздумий, однако Килге Опье даже не заметил, что сказал именно так. Присвоил Его Величество себе. Нагло и дерзко, и хуже всего, без малейших сомнений, как будто та самая встреча в Пустыне дала ему право на эти слова.
- Видишь ли, Его Величество никогда не ошибается. Никогда.
Уверенно кивнул, убеждая, себя ли, Наследника ли, невидимого собеседника, куда более внимательно слушающего их странный, ни в какие рамки стандартной логики и смысла не укладывающийся диалог.
- Поэтому ты…
Опье замолчал. Совсем. И будто стеклянным взглядом уставился на собеседника, разглядывая его настолько пристально и внимательно, как будто видел впервые и только сейчас по сути своей рассмотрел, что перед ним здесь находится кто-то еще.
- Тренировка. То есть, ты тут тренироваться. Пришёл.
Слова вдруг сложились в очень наполненную смыслом фразу, которая заставила поджать губы и несколько минут обдумать создавшуюся ситуацию.
- Думаю, самым разумным в данный момент мне будет уйти и не мешать тебе тренироваться.
Решительно вытянулся в струнку, совсем по-военному, и коротко кивнул, развернувшись через левое плечо, как и подобает солдатам. Сделав тот самый выбор... и даже не заметив его. Невидимый собеседник наверняка усмехнулся одобрительно и не стал наблюдать далее, потому что именно в этот момент увидел все, что желал увидеть. И Килге Опье, разумеется, так никуда и не пошёл. Спешно развернулся, по-военному выпрямился, снова гордо и высокомерно вскинул подбородок, демонстрируя идеальную осанку, шагнул к Наследнику Императора и очень обеспокоенно глянул ему прямо в глаза.
- Я не могу уйти, потому что Его Величество не ошибается.
На пол тона ниже заговорил Килге, очень интимно и как-то яростно принимаясь объяснять то, чего у него не спрашивали. Мозаика не складывалась. Точнее, она-то давно уже сложилась и не раз! Килге Опье, капитан первой Ягдарми Его Императорского Величества, смотрел в синие глаза гемишта - не видел грязной крови, которой чурался столько лет подряд. Он видел человека, преданного своему Императору, мало того, избранного его Императором, выбранного им, лично, без вариантов. Килге Опье внезапно дернул уголком тонких, всегда поджатых синих губ - он улыбнулся. Да, пожалуй тренировка состоится, ведь Его Величество никогда не ошибается - и он тоже не имеет права на ошибку.

Гемишт. Здесь. Тренируется. Гемишт оказался в святая святых Ванденрейха - и собрался тренироваться... со мной. С самим Килге Опье, штернриттером Его Императорского Величества, с сыном самого Императора. Так вот оно, в чем дело.
Став когда-то давно штернриттером Его Величества, Килге точно понял, всем своим существом, от начала и до конца, понял, что отныне возле Императора, встанут лишь достойные. Находиться рядом с Императором могли только чистые кровью, безупречные, идеальные. То, что сейчас находилось рядом с ним в зале для тренировок и смотрело на него, то, с чем он пробовал говорить - он, Тюремщик Его Величества! - то, что назвали Наследником никак не относилось ни к одной категории, выделенной им, Килге Опье. Снова и крайне внимательно глянул на Наследника, острые брови привычным домиком взмыли вверх, демонстрируя внезапное озарение Опье. Ни малейшего сожаления во взгляде - только облегчение и презрение. А еще - прозрение...
Этого не может быть тут, этого не должно быть тут. И не будет.
Его Император – да, именно его Император – никогда не ошибался. Он не умел ошибаться, ошибаться умел только сам Килге Опье, однако ему было даровано прощение и разрешение исправить ошибку. Значит, гемишт. Почему же гемишт?
- Тренировка. У нас с тобой.
Жалкий гемишт желал с ним тренироваться. И это было бы откровенно смешно, если бы сейчас он умел смеяться и если бы кто-то посмел смеяться, когда речь идет о чести Его Величества! Которая оказалась затронута одним присутствием этого гемишта здесь. Рыцарь нервно дёрнул головой, болезненно поморщившись, чувствуя, как пульсирующая боль в пустой глазнице охватывает огнем всю голову постепенно.
- Что ты сказал?
Килге вновь преисполнился высокомерия. Уверенно вздёрнул подбородок. И всё враз понял, внезапно, вдруг и ярко настолько, что любые малейшие сомнения рассеялись, как дым.
- Тренировки не будет.
Коротко, холодно и повелительно отрезал, глянул на ничтожество возле него прямо и уверенно. Он возвышался над той тварью, которая недостойна просто находиться возле Его Величества. Его Величество не ошибается, однако вполне способен просто не заметить грязь, прицепившуюся к белоснежным складкам его плаща - с грязью часто так. И вот он, Килге Опье, верный воин своего Императора, его избранный сын, закончит весь этот дурацкий фарс. Своими силами, умениями, своей преданностью.
- Мой Бог никогда не ошибается.
Голос зазвучал крайне уверенно и спокойно, потому что уверенным и спокойным был Килге сейчас. И будто бы не было тех жалких минут его растерянности. Не было! Был только Император. И Опье вдруг понял, осознал всем своим существом, для чего именно Бах отправил его сюда. Приказал прийти в это время, в это место, позволил подняться с колен и поднял его сам.
- Я убью тебя, гемишт. Вытру грязь, что останется от тебя, сотру любые воспоминания, которые могут потревожить. Я сделаю это лично, во славу Императора и всего Ванденрейха. 
Уверенный, прямой взгляд и ни малейшей капли сомнений в своих решениях. Нет! В решениях его Бога. Кайзер Ванденрейха лично направил его сюда, именно для этого: оттереть жалкое мерзкое пятнышко возле ботинка Его Величества. Грязная работа, которую с достоинством сможет выполнить лишь единственный, преданный воин, лично возращённый из небытия Богом, поручить которую Император не может больше никому.
- Ты не достоин жить. Твоё назначение – досадная неприятность, гемишт. Император сообщил мне об этом. Он пришёл. И всё мне объяснил. Я даже не стану применять против тебя литеру.
Снисходительно, благостно и очень твёрдо уточнил Опье. Он понял. Он теперь понял всё!
- Ты подохнешь бесславно. Так, как подобает свиньям, которые случайно расплодились там, где не нужно. Потому, что если свинья способна дать Его Величеству свое мясо, то ты не можешь дать даже этого, гемишт.
Он развернулся к нему спиной, абсолютно не боясь, что тот атакует. Килге Опье не боялся никогда и ничего, и меньше всего он боялся Наследника, уверенно, привычно собирая меч из духовных частиц. Он, наконец-то, всё понял...
Ваше Величество, Вы не могли ошибиться, вы не ошиблись. И я… я докажу это всем. Прямо сейчас!
Килге не уступал по скорости многим штернриттерам, а большинство и вовсе превосходил, потому первая атака оказалась молниеносной, смертельно опасной. После удара меча в сторону гемишта, он тут же, не размениваясь на иные действия, выпустил четыре стрелы, прямо из рукояти меча, не меняя его формы на лук. Гемишту будет довольно и этого. Он подавится своей кровью. И это будет последняя грязь, которую произведёт это жалкое, никчёмное, мерзкое создание.
Что?
Побелевшие враз губы пересохли, а Килге дернулся, не ожидая резкой иглы, вонзившейся вдруг в сердце. Рвано, громко выдохнул.
- Но.
Литера была активна. И активировал ее не он! Руки дрогнули, задрожали, затряслись, будто бы он сражался пару суток к ряду. А литера, его литера, полученная им от его Бога, от Его Величества, бережно хранимая и используемая во благо Императора и его целей, жила собственной жизнью. Более не подчиняясь своему носителю - но... и не покидая его! Не так-то просто обычным людям понять замыслы их великого Бога. Не так просто понять его пожелания, истинные пожелания. Не так просто не ошибиться... снова и снова. Но теперь остаётся лишь пытаться лихорадочно и в шоке понять, что, собственно, сейчас происходит с сошедшим с ума миром вокруг. Или... сошёл с ума тут только сам Килге?

Носом в пол, на коленях, вылизывая следы, оставленные сапогами Его Императорского Величества – вот истинная поза, в которой должен был находиться грязный гемишт сейчас и всегда. А он стоял и смотрел так, как будто мог противопоставить ему, рыцарю своего Императора, хотя бы что-то! Это было настолько смешно, что Килге Опье расхохотался, зашелся ненормально громким, режущим нервы смехом, не в силах остановиться. Это было смешно до боли, кровь потекла по подбородку, на губах, прокушенных в приступе хохота, остался металлический и знакомый уже привкус – вот до чего это было смешно. Так же резко замолчал, как только что начал, надрывная тишина упала тяжелым покрывалом и надавила на уши с такой силой, что снова пришлось стереть с подбородка что-то льющееся и пачкающее его белоснежный китель. Кровь… из носа, но это абсолютно не важно уже. Священная тюрьма, его и только его шрифт, дарованный самим  Императором, разве не удержит в себе грязнокровку? Того, кого обязательно нужно наказать, показать ему, кто такой Килге Опье, назначить ему его место и заставить остаться там. Чтобы даже не смел думать, что он может стоять на одной стороне с Тюремщиком его Величества, чтобы даже не смел глянуть снисходительно к слабости Килге Опье, потому что у него нет слабостей. Нет, не было и не будет! Смех становился невыносимым, и с удивлением задохнулся, закашлялся, только сейчас осознав, что все еще продолжает смеяться. И резко замер, все в той же мертвенной тишине умершего себя, давно уже похороненного себя, наблюдая, как гемишт минует прутья его творения. Его творения, дара Его Императора, создания его силы, всего, что он мог, умел и чем еще хотя бы что-то доказывал…
- Т-т…
Как ты смеешь.
Зубы громко стукнули друг о друга, он не смог выдавить из себя слов, которые желал бы сказать. Снова медленно и не сводя глаз… глаза… сделал шаг назад, еще и еще один. Остановился, опустил голову, непонимающе, не в силах поймать ни единой мысли – почему он?! Его послали на смерть – снова. Его заставили сдаться и проиграть – снова. Он оказался никчемным и жалким перед грязным гемиштом, который был недостоин целовать край плаща ЕГО Императора – и вот он проиграл. Снова. Где он ошибся?! Мысли метнулись в истерике, стучась лихорадочно, взламывая черепную коробку, из которой снова полоснуло дикой болью по той самой пустой глазнице, в которой нечему было болеть. Царапнуло по кости, как в тот раз, когда демоница смела осквернить его лик мерзкими иероглифами… Хватит!
Довольно, хватит. Хватит.
- Прекрати. Заткнись! Не смей.
Кажется, он заорал, кажется, упал на колени, хватаясь за голову, раздирая ногтями тугую повязку, что скрадывает пустую глазницу, и наспех залатанные порезы, где уже не читается слов, вычерченных Уноханой. Просто мерзкие шрамы, ничего больше не значащие шрамы, Опье раздирает их до крови, своими же руками. Не останавливаясь, снова и снова, доказывая себе, вот этому гемишту, себе, всем вокруг, себе, что это больше неважно и ненужно.
- Смотри… смотри! Ты ведь это хотел увидеть?!Все хотели увидеть мой позор, моё падение, все, грязные твари. Вот – смотри! Это он и есть, этот шрам, та битва… я не хочу больше так. Я не могу больше так. Я не буду!
Медленно, очень медленно поднял затравленный, полный ненависти взгляд, впервые в жизни своей испытывая вот это все – и понимая, что не справляется сам. Чёртов грязный гемишт. Он видит сейчас его затравленный взгляд, в котором достаточно страха, животного, настоящего. 
- Она – порождение древности, а я – поймал её, ты слышишь меня? Сюда, в Тюрьму. Благодаря священной силе, дарованной мне Императором! Она взломала. Клетку. Она… уничтожила, дарованное Богом, грязная, мерзкая сука.
Навряд ли наследник вообще в курсе, о чём кричит Килге, вскинув вдруг руку, указывая туда, за гемишта, за его спину, видя то сейчас, что было недоступно никому никогда. Резко и быстро закрывает глаза, а когда открывает их - перед глазами ничего. Только Тьма, как тогда, в шаттенберайхе, когда они шли… с Императором.
- Но я.
Килге Опье замолкает и лишь пустой, изуродованной глазницей таращится на Наследника. Уцелевший глаз смотрит куда-то туда, где ладонь Императора, его Бога, протянута к нему, к Килге Опье, а вокруг – Пустыня. А всюду – смерть. И лишь здесь и сейчас – рука Бога, спасение для заблудшего сына. Килге Опье нервно, рвано выдыхает, открывая глаз, оказывается, закрытые все это время, ведь пустота вместо глаза не считается. Заворожено глянул в синие глаза Наследника. Взгляд стал  внимательным и осмысленным, не потерянным больше, ведь на него сейчас смотрели те самые синие глаза. С сожалением осмотрел остатки от повязки, что скрывала его позор: те шрамы, что оставила Ячиру.
- Я поймал себя в собственную клетку. После того, как Унохана взломала мой шрифт. Она разрушила... всё, и я… испугался. 
Кажется, он только что выдал всё это вслух, Наследнику, и главное – его этот факт совсем не тревожил больше. Он столько времени боялся признаться всем, особенно себе, что он научился бояться, что ему, Килге Опье, теперь ведом страх, что он больше не рыцарь без страха и упрека. Усмехнулся вдруг криво, но искренне. Ощутив, что… у него есть жизнь, у него есть еще один глаз. И его сила. А ещё – его Бог, что протянул ему руку в трудное время. А еще у него, у Килге Опье, есть Наследник Его Императорского Величества, который стоит сейчас напротив и даже не злорадствует, видя бессилие Килге.
Противоположность истерики – спокойствие. Опье так стремился его найти все эти дни, а оно, оказывается, оно и не терялось. Он просто забыл о нём. Да, он боится Ячиру – страшную демоницу древности, однако ну и что?  Да, напротив него стоит квинси нечистой крови, гемишт, грязнокровка по сути своей, но разве это важно? Это всё происходит на самом деле, с ним, с Килге Опье, с живым и чувствующим сейчас не только одну бесконечную боль. Значит, всё ещё можно решить, исправить, или оставить, как есть. Это так просто – жить дальше. Осторожно и очень сосредоточенно коснулся ладонью своего сердца, будто боясь что-то там не найти…
- The Jail. Тюрьма. Это моя сила, дарованная мне Богом.
Подняться на ноги очень сложно и невыносимо тяжело, но Килге Опье всё же встаёт, чуть покачиваясь. Смотрит на своё творение: тюрьма держится, не рассыпалась, она осталась такой же крепкой и высокомерной, такой же непревзойденной и возносящейся ввысь, как и полагается ЕГО тюрьме.
- На чистокровных квинси не действует. И не каждый гемишт может покинуть ее так запросто, Наследник, а ты смог. Наследник. Значит, Император правда ошибся. Но выбрал правильно.
Слова звучали внятно и понятно, и у них не могло быть иного значения, помимо того, которое в эти слова вложил Килге Опье. Он тоже ошибся. Да все, рано или поздно, ошибаются. Ошибиться – не страшно. Страшно не исправить ошибку. И поэтому именно у них всё получится, рано или поздно. Так или иначе.
- А ты. В чём заключена твоя литера?
Может, и не ответит. Но Килге понимал, что всё происходящее сейчас и здесь, это не потому, что он, Килге Опье, так пожелал. А потому, что перед ним стоял Наследник его Императорского Величества. Это он творил происходящее.

Это всё было настолько странно и неправильно, что внезапное спокойствие, наступившее в только что раскалывающейся от боли голове, даже не удивило, а воспринялось как нечто само собой разумеющееся. Это было абсолютно неправильно: и то, что Наследник не попытался отомстить ему и засунуть собственные угрозы в его же глотку. И то, что он, Килге Опье, не ощущал всем своим болезненно напряженным и остро реагирующим мозгом ни единого оттенка издевки или высокомерия со стороны собеседника. А самое странное оказалось то, что ему вдруг стало легко и… спокойно. Да, именно спокойно, рядом с этим непонятным парнем, стоящим и серьезно рассуждающим о том, о чем он не мог знать и не имел ни малейшего понятия. Внезапно вдруг ощутил, что происходящее… нравится. Будто он нашёл потерянное очень давно, вот так внезапно, так запросто! Это все было странно, непонятно, и Тюремщик попытался снова ухватиться за привычное недоверие и настороженность, однако спокойствие не отпускало и не проходило…
- Почему не подходит слово «Наследник»?
С некоторым удивлением встретил непонятный взрыв смеха, брови сами собой взлетели привычным домиком – он разве сказал что-то смешное? И снова напряжение, и настороженность, и недоверие, ведь по сути своей после подобного вопроса Наследник вполне может, имеет право сменить милость на гнев и указать ему, Килге Опье, на место. Нчего не поделать, ведь Бог сделал свой выбор, ошибаясь, и эта ошибка, самая прекрасная и великолепная, сейчас стояла перед ним и сосредоточенно пыталась объяснить, почему он засмеялся. Наследник объяснял, а Тюремщик Его Величества смотрел молча и заворожено, как на драгоценный камень, невиданный им доселе. На бриллиант, который Император сумел найти, заметить, выкопать из груды грязи и нечистой крови, который сам он, Килге Опье… разве не искал и он нечто подобное там, в Пустыне. Стараясь найти то, из чего Император сотворит Великое. А Бог справился сам… Все так же молча, внезапно вымученно улыбнулся искусанными, потрескавшимися губами. понимая вдруг, что убьёт любую мразь, растопчет до кровавой лужи каждую тварь, что посмеет оскорбить выбранное его Богом.
- Его Величество тоже носит литеру «А».
Осторожным шёпотом поделился Килге, очень серьезно и очень интимно, будто бы для Наследника это могло быть некой неизвестной ранее тайной.
- Да, ты… не разрушил мою тюрьму. Хотя до этого все только и делали, что разрушали… А она так прекрасна. Я люблю её, это дар моего Императора.
Килге сосредоточенно и еще более серьезно, пытливо посмотрел в глаза Наследнику, будто бы этот зрительный контакт обязательно должен быть, и без него – никак. Наверное, так и было, потому что там все так же сияли синие звёзды. Только теперь он осознал, что видел именно их – тогда, посередине Пустыни, когда Император протянул ему свою руку. Он видел именно эти синие звёзды, ослепительно яркие, невозможно притягательные.
Но у Его Величества совершенно не синие глаза. Я… знаю?..
Разумеется, он не мог себе бы никогда позволить бездумно и нерационально таращиться своему Императору в глаза, но цвет его глаз знал точно, всегда, был уверен в этом как в нечто неизменном на тысячу лет!
- Антитеза…
Так назвал свой шрифт Наследник, и брови снова взметнулись острыми углами
- Так вот как ты это сделал!
Вдруг обрадовался, по-настоящему, искренне и как-то слишком по-детски, как не радовался никогда, как будто только что он выдержал очень сложный экзамен. Наконец-то встало на место, и прежде всего в нем самом!
- Я столько времени не мог понять, что мне делать дальше. Даже после суда, где мне не был вынесен приговор, даже там, в Пустыне, когда за мной пришёл мой Бог. Я не понимал, что я все еще нужен. Я ведь правда… нужен? Ты скажи мне честно, пожалуйста.
Медленно и очень осторожно приблизился почти вплотную, как будто боясь даже мыслью своей задеть или обидеть, причинить даже не боль – просто неприятное ощущение этому юноше. Килге попросил и попросил не гемишта, не грязь больше, он попросил Наследника его Бога. Только так. Даже думать о том, что перед ним, вот это вот чистое, могущественное существо – гемишт – было невозможно просто. Килге Опье поежился и сжался, будто пытаясь казаться меньше и незначительнее по сравнению с ним, синеющие губы сжаты, костяшки притиснутых к груди пальцев – белые до голубизны. А смотрел он исключительно туда, в самые невозможно синие звёзды… Именно их ему показал тогда его Император.
- Его Величество сам сказал мне явиться сюда. Наверное, чтобы я понял. И я понял.
На Наследника уставились с благоговением и надеждой. И плевать, что у Килге был только один глаз. Он всем своим существом полностью отчаянно вглядывался в ведущие его синие звёзды.
- Я ведь видел твои глаза, да? У нашего Императора, у нашего Бога твои глаза, Наследник.
Спрашивать у него было так странно легко. Тюремщик облегченно улыбнулся, продолжая вглядываться в стоящего так близко перед ним, задавая странные вопросы. Понимая, что кроме него на них никто ему больше не сможет ответить. Просто не сможет.

Если бы его сейчас спросили, что он делает в этом зале для тренировок, Килге Опье… не смог бы ответить сразу. Ни единого конкретного, точного и привычно самоуверенного ответа невидимый и неведомый оппонент от него так и не дождался бы. Килге Опье помнил свою изначальную цель появления в этом зале, и цель эта была святой, священной и непререкаемой – приказ Его Императорского Величества. Однако сейчас, стоя перед Наследником, без повязки, с обнаженной и невыносимо беспомощной глазницей – провалом, зияющим отвратительным шрамом, глядя в его синие, звездные глаза, Килге Опье бы просто промолчал в ответ на подобный вопрос. Если бы кому-то сейчас пришло в голову его задать…
Преданность и искренность, слепое обожание и еще более слепое следование каждой букве сказанного слова – да это ли было действительно нужно моему Императору? Это ли.
- Ты прав.
Неохотно и как будто с трудом, вроде бы только что проснувшись заново, коротко кивнул, привычно автоматически поджимая тонкие губы в вовсе уже синюю нитку. Утратить себя… и так внезапно снова обрести, вновь, снова, опять – странные и неизвестные до сих пор слова для него, для никогда не сомневающегося и непререкаемого в своей холодной и жесткой оболочке, умело заключающий в нее же всех, кто неугоден Императору. Утратить – и найти. Нет, если бы он получил конкретный и точный приказ отправиться в зал для тренировок и провести там тренировку – он бы так и сделал, не задав ни единого вопроса, даже если бы перед ним внезапно нарисовался не гемишт, а шинигами! Если бы он получил прямой и недвусмысленный приказ пойти, найти себя, понять все, что нужно понять, и вернуться счастливым – Килге Опье так и сделал бы! Однако подобного приказа… просто не существовало. Зато существовал Наследник с его синими, внимательными глазами, слишком знакомыми, чтобы даже просто поднять на него руку, не говоря уже о шрифте, Наследник, который стоял, слушал, наблюдал. Терпеливо, спокойно и не мешая, даже не пытаясь съязвить по поводу этих, разумеется, недостойных настоящего рыцаря метаний.
- Ты прав.
Килге Опье коротко вздохнул и медленно поднял глаза, все те глаза, которые были в его распоряжении. Он смотрел на Наследника строго и почти так же спокойно, как тот смотрел на него в ответ.
- Его Величеству не нужно, чтобы его окружали преданные и верные… рабы. Я больше не попадусь в тюрьму, в собственную тюрьму. Если бы Ему нужны были рабы, он ставил бы на колени. Он не подавал бы руки, понимаешь?
Килге Опье смотрел все так же прямо, в те самые глаза, которые зацепили что-то очень важное в его отсутствующей, отданной Императору душе и потянули, как за тонкую ниточку, вытягивая наружу.
- Его Величеству не нужны рабы. Более того, ему не нужны солдаты. Ему не нужны… воины.
Если бы хотя бы пару дней назад беспристрастный и жестокий Тюремщик Его Величества услышал подобное, он казнил бы сразу, без вопросов и дополнительных приказов. Потому, что так надо. Почему же он САМ так легко и свободно высказал именно это сейчас? Не потому ли, что… понял. И начал думать.
- Ему не нужны воины, потому что ему не нужна эта бесконечная, бессмысленная война. У него другие планы, на них. На нас. Ты прав, Наследник.
Килге Опье еще несколько долгих минут внимательно и не отрываясь смотрел в глаза Принца Света, к которому был направлен своим Императором так… вовремя. Своевременно, в ту самую минуту, когда других вариантов просто и быть не могло. Его Величество Юха Бах ошибался и имел право ошибаться – но он ВСЕ делал вовремя. Килге Опье отступил на шаг и церемонно поклонился, склонив гордую голову перед тем, кто только недавно был грязью под его ногами… Потому, что он начал думать, наконец, и сумел стать полезным Его Императорскому Величеству, целиком и полностью.
- Можешь располагать мной по своему усмотрению, Наследник. Начиная с тренировки, если того пожелаешь.
Он станет тренироваться с гемиштом? Нет. Он выполнит любой приказ Наследника его Бога.

Отредактировано Quilge Opie (2020-08-06 12:21:29)

Наследник хлопнул в ладоши, Килге Опье от неожиданности моргнул. Неожиданностей в его жизни за последние несколько минут оказалось куда больше, чем за всю предыдущую, устоявшуюся жизнь. Надо же. Как-то это всё… да, верно, как-то это все неожиданно и странно. Но ведь не хотелось что-то менять, что-то доказывать и спорить, хотелось просто наблюдать за Наследником, который превратился в Наследника буквально на глазах. Как ни странно, никогда еще Тюремщик не ощущал себя более уверенным в чем-либо, как в этом моменте сейчас.
- Доволен?
Нерешительно уточнил, пытаясь понять, как можно быть довольным подобным поведением своего… а кто был этому синеглазому Наследнику он, Килге Опье? А сам бы он был доволен, если б кто-то из его подчинённых, вот ещё вчера, устроил бы вот… это всё? Привычная, понятная и такая правильная система ценностей, сформированная за столько лет пребывания в Ванденрейхе, трещала по швам и крошилась, словно здание, которое вдруг лишили фундамента. Но почему-то Опье это не беспокоило, вообще не беспокоило. Не имелось тревоги, не чувствовалось опасности, будто бы кому-то, куда более могущественному, чем он сам, потребовалось снести то, что рушилось сейчас, чтобы построить нечто новое. Намного крепче, лучше, правильнее. Зачем наследник божеству, которое не боится смерти?
- Са-лоч-ка…ми?
Килге Опье снова моргнул, пожалуй, второй раз в своей жизни. Это прозвучало-то как-то… слово «странно» сегодня повторялось столько раз, что даже не удивился. Детский сад, с первого взгляда, но почему тогда всё происходящее кажется единственно верным? Почему он, Килге Опье, рыцарь без страха и упрека, вполне серьезно воспринял подобную… просьбу? Предложение? Приказ?
Поиграть, мне, в са-лоч-ки.
Даже в мыслях Опье проговаривал это слово по слогам, будто бы ранее никогда его не говорил и даже не думал. Разумеется, не думал и не говорил, потому что его детство не подразумевало никаких игр по сути своей. Он вырос раньше, чем случилось ему играть в детские игры. Это было нормальным, это было не странным.
- Что? То есть, поиграть.
Килге кашлянул вновь, и посмотрел на Наследника, как на… Наследника. Нет, не как на умалишённого, идиота, больного, недостойного и слишком юного, чтоб говорить хоть что-то ему, штернриттеру «J», и, упаси Боже, сметь приказывать ему что-либо. И ладно бы просто приказывать, пожалуй, это можно было бы потерпеть, чтобы отомстить позднее, однако поиграть… Внезапно улыбнулся, широко и так, как не улыбался никогда до сих пор. Может быть, потому что никто и никогда не предлагал ему салочки? Опье не помнил, чтоб он испытывал нечто подобное после того, как впервые попал в Ванденрейх, почувствовал силу своего Императора.
- Да ты не дорос, мальчишка, чтоб тренироваться с таким, как я.
Рассмеялся, не зло, а азартно, да и слова его звучали не оскорбительно, а так, словно он желал бы подначить наследника.
- Ты хочешь, чтобы я тебя поймал? Беги!
Да, наследника собирались ловить, а не убивать. И даже не пороть, хотя по поводу последнего почему-то снова развеселился, это было бы действительно достойным завершением подобной игры, ибо после поимки Килге Опье мог и передумать. Срочно материализовал свой меч: он предпочитал именно его луку. Во-первых, это не только оружие дальнего действия, но и пригождается для близких атак. Во-вторых, не каждый додумывается использовать меч, как лук, даже не особо задумываясь менять его форму. В-третьих, Килге Опье был уверен, что настоящий воин носит меч. Это было само собой разумеющимся. Меч был показательно вынут из ножен - и в следующее мгновение Килге просто исчез. Нет, разумеется, он не умел исчезать совсем, просто обладал протрясающей скоростью. Штернриттеры неизменно превосходили даже сильнейших из офицеров, однако и среди них были те, кто выделялся на фоне других чем-либо: скорость, сноровка, умения. Навыки. Мало просто раскрывать собственный гений, надо тренировать его постоянно, не задумываясь даже о том, что у их силы, данной им Богом, может быть предел. Так считал и он, Килге Опье, главный и единственный Тюремщик Его Императорского Величества. Любой бой – это то, что сделает тебя сильнее. Любая тренировка происходит лишь для того, чтобы узнать больше.
- Не успеваешь, Наследник. Смотри!
Разумеется, он мог бы атаковать молча, прямо в спину, не дожидаясь, пока не ожидающий явно подобной скорости мальчишка обернется и отреагирует, так или иначе. Но… не стал. Это была тренировка. Не сражение. Не жажда убийства квинси грязной крови. В наследника тут же полетели стрелы с неимоверной скоростью и силой. Килге Опье не сдерживался, но и не спешил использовать что-то, помимо стандартных техник квинси. Никаких литер. Никаких фольштендингов. Всё это было знакомо Исиде. Разве что не на таких запредельных скоростях, правда же?..

Мой рыцарь, Наследник только что признал меня своим.
Мысль, совсем недавно ввергнувшая бы в плохо контролируемый гнев и негодование, сейчас откровенно… понравилась. Потому, что Килге Опье нравился Наследник и понятие принадлежности кому-то, четко распределенное им во веки веков исключительно на Его Императорское Величество, сейчас слегка расширилось. Незаметно для самого Тюремщика и очень безболезненно для его и без того тяжело раненого самолюбия всегда уверенного в собственной непогрешимости.
Имя мечу? Это смешно, Наследник, разве у пусть даже очень качественного куска металла может быть имя, дозволенное и надлежашее к использованию куда более одушевленным существам? Как мы с тобой?
Пожалуй, Килге Опье бы посмеялся, если б кто-то ему велел придумать имя вот этой шпаге, однако сейчас просто коротко дернул углом синеватых губ - улыбнулся.
- Многие квинси не используют одно единственное оружие. Или не используют оружие по его главному предназначению. Меч. Или лук. Всё это – лишь средства достижения целей Бога. Поэтому большинству квинси откровенно все равно, чем именно и с помощью какого оружия достигать этих целей. Главное для нас, чтобы цели, поставленные Его Величеством, БЫЛИ достигнуты.
Даже если кто-то предпочтёт махать кочергой – во имя их Бога это будет идеальным оружием. Но наследник рос не в их мире, и Килге Опье милостиво сделал скидку на то, что ему сложно понимать простейшие истины. Материальный мир накладывает ряд неудобных ограничений, к ним привыкают. Позже – начинают использовать, как данность, не задумываясь над тем, а правильно ли то, что принято и общедоступно? Загоняют себя в рамки. Загоняют точно так, как совсем недавно Килге Опье загнал себя в свою же тюрьму и не мог выбраться оттуда, пока ему не помогли. Килге Опье любил возвращать долги как можно скорее и сторицей, в данном случае затягивать следовало как можно меньше. Вот и теперь, всецело погрузившись в бой, он видел ошибки наследника. Следовательно, тому придётся их исправить, причем последнее больше не зависит от желания самого Наследника – это долг, прежде всего.
- Четыре!
Килге Опье выдохнул и сразу же, без малейшей задержки, атаковал вновь, не собираясь давать время наследнику на новое отступление. Измерений было четыре. С того самого момента, как только губ воина Императора касалась кровь его Бога, измерений внезапно и сразу. навсегда, становилось четыре. Не все это осмысляли настолько, чтоб точно интерпретировать именно так. Кто-то называл это предчувствием. Кто-то полагал, что эта крупица силы Всеведения, кто-то умудрялся думать, что это просто обострение чувств. Единого мнения не имелось, да и быть его не могло, так как сыновья и дочери Его Величества отличались крайним… многообразием своим. Но как данность – воины Императора, верящие в своего Бога, умудрялись творить такие вещи, в которые сами не всегда могли поверить или хотя бы просто понять. Килге Опье, один из наиболее сообразительных и близких (как он сам всегда считал и твердо знал) сыновей Его Величества, знал это, понял ещё после первого похода в Уэко: он видел и знал будто бы чуть больше доступного обычному солдату, сразу отличаясь от тех, кому суждено так и остаться пешками на шахматной доске Императора. Чутьё? Удача? Везение? Инстинкты? Или всё вместе. Воин ы Императора не видели будущего, но его видел их Бог. Они же просто верили ему всецело, в этом была их суть, иначе и быть не могло, и это было единственным правильным и верным. Как в данный момент сам Килге Опье: ни сомнений, ни эмоций, ни малейшего колебания или отступления от сверкнувшего яркой звездой прозрения плана. То, что никак не желало проходить до этого, незаметно исчезло, испарилось, стало не суть важным и второго, а то и третьего плана. Пустыня. Унохана. Рана. Всё это в одночасье перестало существовать. Потому что его Бог исправил их общие ошибки. И теперь Килге Опье просто наслаждался тренировочным боем с Наследником Императора, наслаждался всецело, доверяя своему единственному Богу.
- Ты не привык видеть так, Наследник. Именно так, как полагается видеть тебе, как видеть необходимо.
Настолько близко, чтоб атаковать мечом: просто потому, что Килге Опье знал, что так – надо. Он не просчитывал действий наследника, но он действовал так, как желал его Бог. Это же так просто!
- Я научу.
Снова дернул уголком острых, всегда плотно сомкнутых губ, усмешка, которая больше походила на улыбку одобрения – это последнее, что мог видеть наследник, прежде чем лезвие меча штернриттера Его Величества полоснуло аккурат по его волосам. Потому, что Килге Опье не достал…? Или потому, что Килге Опье и не пытался именно ранить. И вновь штернриттер исчез, как будто не было возле. А в Наследника уже летела новая партия стрел, пришедших из ниоткуда, летевших строго к намеченной цели. Где-то неподалеку раздался короткий, сухой смех – быть может, пора изучить правила игры? Битва не на жизнь, а на смерть превратилась просто в тренировку. Для обоих ее участников. Потому что так решил Его Величество.

- Аккуратнее, Наследник.
Смех прозвучал совсем рядом, но увидеть штернриттера «J» не существовало ни малейшей возможности, хотя бы потому, что он был рядом, но не там, где долю секунды назад. И не там, где его ожидали увидеть. И даже не там, куда планировал направиться и сам Килге Опье, и Наследник, ведь наверняка он пытался угадать? Проанализировать, понять, нащупать. Вот он был рядом, ровно долю секунды назад – и вновь его нет. Нет нигде, и только непривычный даже самому Тюремщику, хрипловатый сухой смех показывает – да, Килге Опье все еще здесь, в игре.
- Низ или верх. Право – лево? Смотри!
Перед Урюу была всего лишь комната, помещение, идеально белое, прекрасно сформированное, выстроенное без малейшего изъяна, настоящий профессиональный зал для тренировок. Он был создан изначально для того, чтобы здесь могли тренироваться любые штернриттеры. Любые. Килге Опье никогда не был сильнейшим из них, разумеется, и не делал глупости в попытке считать себя таковым. Каким образом не такая уж огромная комната (по сравнению с возможными атаками некоторых рыцарей) могла служить им местом для тренировок? Таким местом, которое никогда за тысячу лет не обнаружил никто: ни шинигами, ни пустые, ни люди?
- Куда ты смотришь, Наследник?
Эхо равнодушного голоса штернриттера касается подсознания, и комната приходит в движение, превращаясь в бешенный поток с невероятной скоростью несущихся духовных частиц, настолько быстрый, плотный и мощный, что понять, либо же просто уловить направление, просто невозможно.
- Что ты видишь?
Как можно рассмотреть хоть что-то в невероятном потоке Силы? Как понять, куда бежать, за что держаться, от кого прятаться, когда вокруг тебя – Сила. Она бесконечна, всепоглощающа, необъятна, она существует, живет сама по себе, заставляя считаться с собой. Смех Килге Опье, все такой же негромкий и прохладный, раздался снова, ему было действительно весело. Ему было не смешно – просто весело, ему нравилось происходящее сейчас, ему нравился Наследник, ему нравилось быть Учителем в данный момент. Он был полезен. Он не насмехался над Наследником.
- Я вижу тебя, Наследник. Хочешь ли видеть ты?
Кажется, голос принадлежал не Килге Опье сейчас, или это просто так искажался он в этом потоке?
- Ты не хочешь отрицать и ты отрицаешь. Таково твоё свойство.
Голос пропал вовсе, теперь звуча так, словно Тюремщик Его Императорского Величества говорил прямо на ухо Наследнику, стоя так близко, что можно почувствовать его дыхание. Обернись – и коснешься щекой.
- Ты не хочешь быть тем, кем являешься. Ты именно такой, какой ты есть. Таково твоё свойство.
Шума больше нет, и движение замирает… или же напротив, ускоряется настолько, что перестаёт даже рябить в глазах. Воздух есть всегда и везде, но разве мы видим его? Каждый день земной шар делает оборот вокруг своей оси, но ровно ничего не меняется в одном, отдельно взятом человеке, или же меняется так, как движение в этой комнате, как воздух, который нам не дано увидеть. Каждый раз отправляясь на войну, ты не представляешь, не можешь знать, одержишь ты победу именно в этой войне или не одержишь ее никогда вовсе. Жизнь и смерть не страшны, хотя бы потому, что не противостоят друг другу. Они есть равновесие друг друга. Они есть то, что не существует отдельно. И это – правильно.
- Что ты видишь.
Перед Наследником стоял штенриттер «J», стоял спокойно, глядя прямо в глаза своим одним-единственным глазом. Их разделяло четверть шага, но Рыцарь просто стоял и смотрел, он не атаковал. Хотя мог. Он просто стоял рядом – как давно? Но разве не его желал увидеть Урюу, разве не его собирался и безуспешно пытался найти сквозь этот бесконечный круговорот духовных частиц, именно этого воина, именно в этой комнате, именно сейчас? Килге Опье улыбнулся, внезапно мягко – никто никогда и представить не мог бы, что он, Тюремщик Императора, умеет улыбаться именно так.
Чтобы найти чёрную кошку в тёмной комнате, надо просто включить свет.

- Тише, Наследник.
Килге Опье стоял всё также рядом, совсем рядом, наблюдая внимательно, контролируя ситуацию. Штернриттер «J» умел контролировать любую ситуацию лучше, чем кто бы то ни был из элитных воинов Его Императорского Величества, потому как кто лучше всех разбирается в контроле, как не Тюремщик? Другое дело, что Наследник так и не попался в его тюрьму, и почему-то этот момент заставлял испытывать нечто, похожее на радость и… надежду? Килге Опье протянул руку, успокаивающе коснулся плеча Наследника, вдруг ощутив насколько юн тот, кто стоит перед ним. Кто обладает неизмеримой силой, нужной и полезной самому Императору, кто является продолжением еще более неизмеримой силы, и, что еще важнее, у кого в глазах блестят настоящие, неподдельные звезды.
- Аккуратнее. Вот так. Все хорошо.
Он притягивает к себе мальчишку, заставляя подойти ближе, ещё на шаг, рассматривая вежливо, незаметно, оценивая теперь уже чисто внешне, физически – кому, как не Тюремщику, оценивать то, что попалось в его тюрьму? Хрупкое тело, узкие плечи, и, что самое главное – отсутствие звезд в синих глазах, звезд, которые точно были там. Килге Опье медленно улыбнулся, все еще неумело, краем узких, всегда плотно сомкнутых в одну голубоватую нитку губ. Ничего. Он точно знает, что звёзды там есть, и они будут еще и еще, снова. Он, Килге Опье, обязательно их увидит – как-нибудь потом, позже, быть может, после войны? Он знает, что сможет увидеть, потому, что именно это знание заставляет улыбаться, наполняя странной, неуверенной радостью.
- Ты устал, Наследник. Лучше не продолжать больше в данный момент.
Об Урюу заботились, аккуратно, совсем непривычно. Килге Опье никогда ни о ком не заботился, и этому было слишком много причин, чтобы винить хотя бы кого-то, если бы подобная глупость хотя бы кому-то пришла в голову. Килге Опье не заботился ни о ком, включая себя, потому что не умел и не желал делать этого. Его не научили. Он не заботился даже о себе и своей жизни, готовый в любой момент положить её к ногам своего Императора. Но только  его Император этого не захотел. Он протянул Килге Опье руку там, в Пустыне, в тот самый момент, когда Тюремщик считал, что он не понадобится больше никому и никогда уже более. А Император пришёл - и подал руку. Император не хотел, чтобы его Воин стоял на коленях, у него были совершенно другие пожелания. Он хотел, чтобы Килге шёл вперёд…
- Считай, что я тебя поймал.
Килге Опье усмехнулся, привычно победоносно, однако  непривычно без малейшего оттенка высокомерия. Он отпустил плечо Наследника, однако только убедившись, что тот стоит на ногах вполне уверенно.
- Пойдём. Игры лучше заканчивать вовремя.
Просто тренировка, просто игра, абсолютно никакого пафоса, без которого привычная жизнь была бы невозможна ранее. Килге Опье внезапно понравилось играть - и тренироваться, с ним, с Наследником. 
- Когда ты всецело доверишься Императору, ты точно будешь знать, куда идти, и как делать. Это происходит со всеми и всегда, Наследник. Штернриттеры – это не просто верные воины, это продолжение самого Бога. Его воли и его решений. Антитеза – не отрицание, не разрушение, не противоречие, это существование иного. Иного мнения, точки зрения, иного мира. Его Величеству нужно что-то другое, не мы все, не те, кто уже отыграл свои роли, заданные им же. А вот нам пора начать жить, понимаешь, Наследник?
Наверное, если бы у него сейчас спросили, откуда он это всё взял, Килге Опье не смог бы ответить. Это пришло само собой, как дышать, как быть воином Его Величества, как оставаться Тюремщиком, как ходить и как пользоваться литерой. Простое понимание лежало на поверхности, и отныне было доступно даже ему, выползшему наконец-то из своей собственной тюрьмы. Мир был огромен, и впервые Килге Опье не пугало это знание, не заставляло испытывать презрение и омерзение, впервые за последнее время он мог и готов был идти туда, куда пошлёт его Бог.
- Пойдём. Пора.
Сказал он Наследнику, и в тот же самый момент дверь в тренировочный зал распахнулась. Молодой человек в форме Ванденрейха, при лейтенантских погонах, четко печатая шаг, шёл прямиком к ним.
- Ваше Высочество. Приказ Императора о выступлении.
Щёлкнув каблуками, юноша протянул Урюу белоснежную, мягкой кожи папку прямо в руки.
- Герр Опье.
Вторая папка появилась на свет, почему-то исключительно черного оттенка.
- Оба приказа носят срочный характер и незамедлительны к исполнению.
Объяснил лейтенант, повторно щёлкнув каблуками. Килге Опье открыл папку, бегло просмотрев содержимое, и с громким хлопком закрыл ту, кивнув тому, кто её доставил.
- Ну что ж. Наследник. Всё, как всегда, вовремя. Война – не место, где стоит медлить. 
Не прощаясь, развернулся, не менее четко печатая шаг, двинулся к выходу… и внезапно обернулся, глядя на Наследника задумчиво.
- Быть может, тебя проводить, Ваше Высочество?
Перед ним, перед опытным и профессиональным, пережившим смерть, унижение и воскресение Тюремщиком Его Величества стоял Наследник, юный, хрупкий, невозможно сильный и не умеющий справиться с тем, что могло погубить его. Он стоял, держа в руках свою белую папку, и смотрел на Килге Опье. И Килге Опье понимал, что если в синих глазах Наследника хотя бы ещё раз вспыхнут те самые ослепительные звёзды, то он, Килге Опье, готов на любые подвиги, жертвы, деяния во славу и во имя него. И даже… проводить на выход, сейчас, позаботившись о нем еще немного. До конца.