Вверх
Вниз


Администрация:
Жизель Живель
Исида Рюкен


Рейтинг игры: 18+
Система игры: эпизоды
Время в игре: Спустя 19 месяцев после завершения арки Fullbringer'ов

Bleach: New Arc

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Bleach: New Arc » Завершенные эпизоды » Эпизод: Жить с нуля


Эпизод: Жить с нуля

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

Название эпизода: Жить с нуля

Эпиграф эпизода:

Участники в порядке очередности: Quilge Opie, Unohana Yachiru

Место действия: Каракура.

Время действия: настоящее, после освобождения Уноханы Ячиру из плена.

Время суток: поздняя ночь.

Погода: прохладно, облачно.

Описание эпизода: бывших Кенпачи не бывает. Первая из их имени успешно сломала как клетку, где её содержали, так и охрану, поставленную больше для видимости, чем для реальных попыток удержать богиню войны. В Зильберне оставался тот, кто был надломлен ею раньше - и Унохана выследила Звёздного Рыцаря, доставившего её в стан врага. Возвращение медальона с Миназуки не стало проблемой, а Килге Опье даже сохранил жизнь - в обмен, правда, превратился в сувенир из Шаттенберайха, что Ячиру забрала с собой.
Тени распахиваются, и безжизненный дворец Незримой Империи остаётся позади. Перед глазами - Генсей.

Рейтинг: NC-2000.

Отредактировано Quilge Opie (2018-02-20 20:13:46)

+1

2

В этот раз ночи было что укрывать под своим пологом. Как ни темны были тени в старом парке на окраине Каракуры, но в одном месте под раскидистым дубом воцарилась, кажется, совсем уж непроницаемая мгла. А затем… Сложно сказать, что изменилось. На первый взгляд, ничего не произошло, сложно ощутимый и еще более сложно описуемый сдвиг в ткани реальности остался почти незамеченным. Но кое-что все же произошло.

Из густой темноты под ветвями вышел мужчина. Белая форма, напоминающая военную, повязка через глаз, щегольская прическа и некоторая дерганность. Старый парк видел и страннее. Но мужчина был не один. Его спутницу дано было увидеть не всякому, но посмотреть было на что. Она зябко куталась в слишком длинный, не по плечу, белый плащ, судорожно сжимала в руке крупный круглый медальон и ни на шаг не отходила от своего спутника. Картина выглядела очевидной – благородный рыцарь (а мужчина и в самом деле был рыцарем) и дама в беде.

Все обстояло совсем не так.

- Этот проход можно отследить? Если так, нужно уйти подальше отсюда, - Ячиру Кенпачи оглянулась на точку выхода, но ничего не увидела. Так, ветви колышутся да тени шелестят. В прошлый раз, пока она кубарем летела сквозь проход, отбиваясь от этого же самого мужчины, времени наблюдать не было. Сейчас все было куда степеннее, но она все равно ничего не поняла. Видимо, чтобы знать устройство Теней, нужно быть квинси.

Она перевела взгляд на мужчину.

Килге Опье, бывший штернриттер армии квинси, бывший командующий первой Ягдарми, бывший подающий надежды молодой да горячий командир. Бывший… Пожалуй, все, чем он был до встречи с ней, кануло в Лету. Впрочем, он остался жив – таким похвастаться мог редкий из встретивших Ячиру в открытом бою. Он мог гордиться этим обстоятельством. Он оставил при себе большую часть здоровья.

Ячиру отвела взгляд.

- Ты же понимаешь, что назад тебе пути больше нет?

Скорее всего, у него не было шансов и на той дороге, которую он избрал, вольно или невольно. Ячиру кое-что слышала про Аусвеллен – мистическую связь квинси с их прародителем, через которую тот мог карать и миловать, не нуждаясь в посредниках. Но Бах и его гнев были где-то там, далеко. А она была рядом.

Самое смешное, что ей больше не было причин гневаться. В медальоне, который она крепко сжимала в руке, ровно билось сердце Миназуки, дожидаясь мгновения, когда его госпожа, заполучив асаучи, вернет ему надлежащий вид. А больше обижаться было не на что. Война есть война. Кроме того, свой грех он вполне искупил. Сам пленил – сам и вытащил из тюрьмы.

Надо же, «грех». Заговорила совсем как они. Нахваталась гадостей в Зильберне…

Итак, дома герра Опье никто больше не ждал.  Вспомнить недовольное красивое лицо грандмастера – так Опье был в немилости еще после первого своего похода, который закончился успехом. Если только можно считать успехом появление прямо в сердце крепости квинси неконтролируемого древнего монстра, одержимого жаждой крови. Ячиру усмехнулась, вспомнив то время, не удержалась, остановила взгляд на новенькой повязке через глаз квинси, на густой черной пряди, прячущей лоб. Нельзя отбирать у пумы котенка, а у шинигами ее клинок.

Что ж, она сама тоже не рвалась в Готэй. На ум пришло измученное лицо Шунсуя и его испуганные глаза. Приказ умереть ей уже отдали – так пусть и дальше считают ее мертвой. Готэй держал ее только властью и любовью Генрюсая. Не стало старика – не стало и цепей.

- Идем, Опье. Нужно найти себе место.

И для ночлега, и вообще – в жизни. В войне, которая бушевала вокруг и в которой не было пока еще названия для двух бывших капитанов с противоположных сторон баррикад.

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-02-21 02:18:32)

+3

3

Финал всему. Миназуки - как название банкая, а не меча - это "конец всего мира", так? Вырезанное на лице имя стало реальностью. Привычный мир заканчивает существование. Шаг в тень. Всё остаётся позади.
Всему наступает конец.
В Генсее ночь. Небольшой участок пространства на пару секунд становится чернее прочих, но Шаттенберайх быстро закрывается. Похоже, навсегда. Впрочем, ни к чему исключать все варианты. Может статься, что Император всё же предпочтёт Аусвелену показательную казнь, и за Килге ещё придут.
Утверждать можно лишь то, что самостоятельно он тень уже не откроет. По крайней мере, пока что в мыслях нет желания идти идти под суд добровольно. И будет странно, коли оно появится.
Килге отдал дьяволице медальон и покинул Зильберн по той лишь причине, что умирать ему вовсе не хочется.
- Это не имеет значения, - сухо отвечает Опье, прощаясь с угасающей тенью блеклым взглядом. - Император всё видит и всё знает. Найдут нас или нет - зависит от его желания, а не от нашего умения заметать следы.
Во всяком случае, Килге до самого последнего вздоха будет в пределах досягаемости императорской воли. Кровная связь с основателем рода квинси неразрывна, неуничтожима. Концепция Бога-Отца, что обычные люди отчаянно впихивают в каждую религию, в полной мере отражена в реальности - для них, для подданных Незримой Империи.
В том числе, для таких как Килге, что предали Тысячелетний Рейх.
Кто бы мог подумать? Как такое вообще могло произойти? Однако, не находится сил, чтобы удивляться. Опье чувствует себя выжатым и истощённым, будто после затяжного поединка. Исход из дворца оказался неожиданно лёгким, но морально вытянул всю энергию до малейших, ничтожных капель.
Впрочем, факт остаётся фактом, оставаться прямо здесь всё равно нельзя. Значит, надо собраться и идти. Только... куда?
- Если рассматривать ситуацию со всех сторон, то мне нет пути вообще никуда, фрау Кригсгёттин*, - нервная ухмылка. - Я жив до сих пор по той лишь причине, что Его Величество... зачастую демонстрирует иной ход мыслей, нежели обычные люди. Но как только ему надоест играть в милосердие, произойдёт Аусвелен. Впрочем, я могу быть горд за себя. Никогда ещё Аусвелен не проводился ради одного человека.
Негромкий смех. Пожалуй, несколько нездоровый. Помимо того, что нет сил выражать мало-мальски заметные эмоции, внезапно приходит лёгкость. Эйфория человека, которому нечего терять. Даже... небольшой душевный подъём от осознания, что можно делать что угодно и идти куда угодно. Продлится вольная жизнь недолго, да и дьявол с ней, коли финал уже прописан. Если что-то нельзя изменить, то зачем из-за этого убиваться, верно?
Правда, насчёт "идти куда угодно" - это поспешная мысль...
Кто бы мог подумать, что предавать так легко. Интересно, желание жить - достойное оправдание? Можно посмотреть на это с разных позиций и посчитать, больше будет ответов "да" или "нет".
- Найти место? - брови привычным жестом изгибаются в треугольник, Килге поворачивается к шинигами, но смотрит чуть в сторону от неё. - Разве место капитана Готея-13 не в Сейрейтее? Разве я - не военопленный, которого туда вот-вот доставят?
Едва ли порядки в Готее настолько строги, что попавший в плен вмиг становится опасным элементом в глазах Главнокомандующего и Совета 46. Да и кто из нынешних капитанов вообще способен загнать Унохану в Улей Личинок?..
Не хватает уверенности на то, чтобы смотреть непосредственно на Первую Кенпачи, взгляд так и держится чуть в стороне. Уверенности в том, что она вдруг не передумает и не оборвёт его жизнь прямо здесь и сейчас. Видит небо, Килге даже не пытается угадать, что на уме у этого дьявола, вырвавшегося из прошлого тысячелетней давности.

* - Kriegsgöttin, "богиня войны".

+3

4

Унохана раздраженно дернула плечом, слушая краем уха рассуждения бывшего штернриттера. Он, наверное, полностью прав со своей точки зрения. Бах неплохо их выдрессировал, внушив непреложный образ себя как божества, безгрешного и всемудрого. Ячиру видела иное – простого квинси. Пусть мудрого – да как не стать мудрым, когда живешь такой срок? Пусть обладающего уникальными силами – но все же смертного. Один раз он уже потерпел поражение – не без ее, Ячиру, участия. После такого обожествлять Баха не получалось. Хотя, конечно, с Аусвелленом рано или поздно придется что-то делать… Или не делать и просто позволить одному квинси сожрать другого.

Она обернулась – медленно, какими-то рваными раздельными движениями, позволяя мужчине посмотреть на себя. На тяжелый взгляд синих глаз, на белый плащ, ничем не похожий на капитанское хаори.

- Я чем-то напоминаю тебе капитана Готэй-13? - тихо и холодно.

Ячиру Кенпачи ушла в небытие задолго до того, как появилась Унохана Ячиру, капитан свежесозданного Одиннадцатого, а ту, в свою очередь, заменила Унохана Рецу, лучший врач Готэя. Один бой, всего один повернул эту цепочку вспять, и Кенпачи, первая и единственная, не собиралась добровольно лезть обратно в золотую клетку Сейретея. 

- Эта война мне больше не интересна.

Сказала и сама задумалась – не соврала ли? По всему выходило, что прилгнула. На ум пришло мелодичное «Кригсгёттин» - имя, которое ей дал бывший её тюремщик. Богиня войны… Нет. Соврала.

- Нет… Не война. Место на ней. Я останусь в Генсее.

А дальше будь что будет.

Опьё, кажется, не рассматривал для себя иных вариантов, кроме как оставаться с ней. Даже несмотря на то, что руки его были свободны, а она уделяла не слишком много внимания тому, чем он там занят. После их прошлой встречи оба слишком хорошо уяснили, какой из зверей сильнее, чтобы она опасалась его. А он... Кажется, у него не осталось сил на то, чтобы выбирать дорогу, после того, как его мир раскрошился под узкой девичьей ладонью Кенпачи.

Она еще не думала, что будет делать с внезапно обретенным ручным квинси. Её планы доходили до портала из Шаттенберайха, а что будет дальше, она не задумывалась. И вот «дальше» наступило, а Килге Опьё все еще стоял рядом, осторожно отводя взгляд единственного светло-серебристого глаза, и почтительно называл её Кригсгёттин. Унохане нравилось это имя.

Она решительно подхватила полы плаща - тоже своего рода подарок от Опьё – и зашагала по высокой траве, выбираясь на тропинку. Нужно было как можно быстрее добраться до города. Города, в котором жил один очень ловкий торговец. Пожалуй, только он мог снабдить ее всем необходимым.

- Мне нужен гигай. Шинигами моего уровня оставляют горящий след на изнанке мира. Часа не пройдет, и весь Готэй будет знать, где я. Не думаю, что тебе это понравится.

Она быстро пошла вперед, маленькая, решительная и забавная в слишком длинной и широкой рыцарской тряпке, которая хвостом болталась за ней по гравию, и в больничной пижамке под ней. Сейчас в ней было сложно узнать демоницу, которой она запомнилась Килге. Наверное.

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-02-22 00:54:50)

+3

5

Унохана медленно оборачивается, отчего тело пронзает губящий холод. Вместо того, чтобы отвести взгляд ещё больше в сторону, а то и вовсе отвернуться, Килге смотрит. Взор единственного глаза намертво прикован к её лицу - если сама Смерть способна испытывать раздражение, оно должно выглядеть именно так. Взгляд древнего языческого божества, на чьём счету больше жертв, чем Килге прожил дней, парализует, вытягивает последние силы. Удивительно, как за это время она не научилась попросту убивать взглядом?
- Я чем-то напоминаю тебе капитана Готэй-13?
"ТЫ НАПОМИНАЕШЬ МНЕ ДЬЯВОЛА."
"Мне есть, с чем сравнивать, ведь с малых лет я видел перед собой бога."
Отвести взгляд всё же выходит. Правда, сначала приходится сомкнуть веки, чтобы дурманящая тяжесть смертоносной синевы исчезла из поля зрения.
Интересно. Ячиру не могла получить какую-то информацию от соратников с того момента, как оказалась в Зильберне. Значит... что-то случилось ещё до того злополучного боя? Уж не связано ли это с тем, что на момент обнаружения она находилось подле другого Кенпачи? Не выходит целиком и полностью скрепить в уме версию, что объяснила бы всё, но Зараки Кенпачи вполне может быть в этом замешан.
Килге фыркнул сам себе. С чего ему вообще занимать мысли подобным? Какая разница? Суть в том, что в Сейрейтей его не поведут. Более того, дьяволица, похоже, даже не моргнёт, если он прямо сейчас развернётся и зашагает куда-нибудь в сторону.
Да только идти ему всё равно некуда.
Но значит ли это, что он должен идти с ней?
Фраза про войну, что не интересна, выдавливает из Опье кривую усмешку. Первая Кенпачи тут же исправляет себя - и это уже больше похоже на правду. Сказанное приводит к мысли, что Унохану попросту достали ограничения, что Готей возложил бесчисленным множеством цепей и замков.
Вольному воля, ходячему путь. Каждый глоток свободы делает перспективу вернуть Ячиру в Готей всё более ничтожной, а значит...
Она собирается противостоять всему миру в одиночку, но ей такой вызов по плечу. А ему, Килге?
Ячиру выглядит так нелепо в пижаме и совершенно не подходящем по размеру плаще. Картина становится ещё смешнее, если вспомнить, что плащ - на каком-то подсознательном желании откупиться хоть чем-то - он ей отдал сам, под давлением того самого взгляда. Хотя она ни слова об этом ни говорила. Опье даже не помнит, изменилось ли после этого её выражение лица. На удивлённое, на презрительное, на уничижительное? Тогда все мысли клубились в направлении выживания, а не зрительной оценки окружающего мира.
Унохана делает шаг прочь - и Килге моментально теряется. Она действительно не собирается ни убивать его, ни вести куда-либо.
Что делать?
Что?
Ей такой вызов в самый раз...
Ноги двигаются вперёд рационального решения о дальнейших действиях. С задержкой в три секунды, Килге ступает вслед за шинигами. Стыдится собственной слабости, отсутствия решимости, отказа принять судьбу, предназначенную для квинси. Он хочет жить. И подле неё, возможно, выживет. Две ключевые мысли, что приводят к продолжению движения.
Это, несомненно, позор. Но... Килге сможет это перенести. Во всяком случае, должен, если не собирается сам себя свести с ума рефлексией о чести и предательстве.
- Урахара Киске? Ты уверена, что он?..
Килге замирает. Сердце тоже будто останавливается, но тут же бьётся с чудовищной силой, отчаянно выламывая грудь. Резко бросает в пот. Единственный глаз широко распахнут, рот приоткрыт, губы дрожат.
Это оно.
Это...
С неба бьёт луч света, рассекающий темноту словно наточенный клинок - человеческую плоть. Свет окутывает, пленяет, сковывает. Килге негромко хрипит, глядя прямо перед собой...
Но уже через секунду вопит нечеловеческим голосом, будто пребывает на всех девяти кругах Ада единовременно. Кожа пылает, тело выворачивает на изнанку, глаз тут же теряет зрение - взору представлен лишь лик Императора, разочарованно глядящего куда-то сквозь Тюремщика. Всемогущая воля Его Величества перемалывает Килге - всего лишь одного жалкого квинси из многочисленного рода, основу которому положил Он!
Килге падает на колени, не переставая кричать. Он чувствует, как каждая клетка тела обращается в пепел, как сосуды лопаются и тут же покрываются льдом, как конечности схватываются болезненным спазмом и искривляются под неестественными углами.
Слабые должны умереть, чтобы сильные продолжали сражаться - в этом сакральный смысл Аусвелена.
Боль...
Боль!
БОЛЬ!!!
И следом - смерть!!!

+3

6

Опьё пошел за ней после краткого колебания. Ячиру в этом и не сомневалась. Не то чтобы она думала, что бывший штернриттер так уж нуждался в её обществе, просто… Она знала, что делать. Когда вокруг рухнул привычный мир, всегда проще идти за кем-то, кто знает или хотя бы делает вид. А у нее был обширнейший опыт выживания в условиях, когда против тебя весь мир. У капитана Килге Опье была только армия, где весь день расписан и всегда есть кто-то главнее тебя. Кто-то, кто несет ответственность и отдает приказы. И сейчас бывший солдат инстинктивно видел в ней командира. Если абстрагироваться от абсурдности происходящего – вполне разумно.

Ячиру сделала еще пару шагов вперед, когда мир внезапно стал четким и контрастным, как во время удара молнии – только это слепящее сияние за спиной, резко вычерчивающее на траве ее тень, длилось не краткий миг. Она застыла. А потом Опьё закричал. Так он не кричал даже в руках страшнейшего чудовища старого Сейретея – а уж Унохана умела извлекать из противников все сорта воплей. Сейчас звук был совершенно диким, невозможным, нечеловеческим. Таким, что не по себе стало даже ей.

Короткий разворот. Широко распахнутые глаза, будто впитавшие в себя бьющий с небес свет. Плащ белым мотыльком полетел на землю, когда она сорвалась в бег, большим прыжком преодолев разделяющее их расстояние. И, взорвавшись движением, так же резко она замерла на самой границе уничтожающего света, почти касаясь его.

Да, она могла просто развернуться и уйти. Она имела на это полное право. На дворе война. Перед ней враг, пытавшийся убить ее неоднократно. Более того, перед ней предатель, а предателей убивают первыми в назидание прочим. Все было справедливо.

А квинси все кричал, пустым невидящим взглядом смотря прямо перед собой, оседая на землю и все никак не умирая. И она просто не могла уйти. Просто. Не. Могла. Вопреки всему она протянула руку вперед. Время растянулось в бесконечность.

- Бах. Катись в ад.

Так. Аусвеллен. Что известно про Аусвеллен? Как не хватает Маюри... Аусвеллен. Выглядит эффектно, как и должна выглядеть Божья кара, но что он такое, если подходить к Баху не с позиции верной паствы?

Рука погрузилась в сияние и… Ничего. Ничего не произошло, даже горячо не стало. Чем бы ни был этот процесс, рассчитан он был явно только на квинси. Кончиками пальцев она осторожно коснулась шершавой щеки ниже повязки. Мимоходом улыбнулась – бывал ли этот холеный офицер когда-нибудь небрит, как сегодня? Нелегко ему далось знакомство с капитаном Четвертого отряда… Уже второй раз он умирал в мучениях, корчась под ее руками.

Прижала ладонь плотнее, пытаясь понять, что происходит в теле, и едва не рассмеялась от облегчения. Кожа под пальцами подалась, осыпалась сухой мертвой пылью, обнажила мышцы лица, но она поняла.  Аусвеллен, знаменитый Dies Irae, ничем не отличался от универсального умения квинси поглощать частицы рейши из окружающего пространства. Да, он работал на расстоянии. Да, он работал буквально поименно. Но в основе-то своей…

«Ладно, Бах, хочешь силу? Будет тебе сила, не подавись только…»

Короткий взгляд, обмахивающий все тело рыцаря. Точки энергии шинигами точно не подойдут, квинси работают иначе… Как? Как? Она на секунду прикрыла глаза, вызывая в памяти образы всех виденных когда-то квинси. Луки, шипы, клинки из чистейшего света… Вот оно! Руки! Всё идет через руки, все жесты, все заклинания, все атаки!

Она крепко сжала бессильно послушные жесткие пальцы Килге. Короткий вдох как последняя подготовка…

Через её тело, передаваясь дальше в рассыпающийся на глазах организм мужчины полилась чистая энергия, приправленная умелыми кайдо лучшего медика Общества Душ. Аусвеллен пожирал духовную плоть Килге Опьё. Вслед за ним шла сила Уноханы, собирая его заново. Ячиру чувствовала, как под пальцами шевелятся криво сросшиеся кости кистей, раздробленные при прошлой встрече с Опьё, и собираются в идеально-правильной форме. Она еще много чего могла починить в его хрупком человеческом организме, если он выживет.

Поток Аусвеллена, торопящийся забрать жизнь своего чада, дрогнул на мгновение, словно изумившись, но не отступил. Унохана, азартно скалясь, усилила поток. Казалось, время перестало двигаться. Остались только чудовищные массы духовной силы, судорожно закушенная до крови губа шинигами, ее дикие глаза и стиснутые мертвой хваткой пальцы. И еще. И еще. Еще силы! Это было делом чести – любой ценой выдрать из лап Баха хоть одного из его воинства. Хотя бы этого. Тонкая кожа на руках Ячиру пошла обугленными трещинами, не выдерживая бушующей реяцу, из носа часто-часто закапала кровь, неаппетитно стекая на подбородок и ниже.

Вечно так продолжаться не могло. Но когда Ячиру начало казаться, что еще немножко, и на ее груди покажется оборванная многие тысячи лет назад цепь духа, до того скрытая напластованиями реяцу, что-то изменилось – и Аусвеллен оборвался так же резко, как и рухнул с небес. В последний момент она успела понять, что же пошло не так, что заставило императора квинси изменить мнение о предателе. Килге Опьё, залитый силой Ячиру так, что проще было сделать из него вторую Унохану, в какой-то момент стал сильнее – и Аусвеллен едва не обернулся в противоположную сторону.

Она бы рассмеялась, если бы могла. Но она не могла даже этого. Она безвольно качнулась вперед, неловко ткнувшись лицом в плечо Опьё и перепачкав кровью белый мундир, и сползла вниз, свернувшись калачиком на земле. Её била крупная дрожь, которая не давала даже ровно дышать. Вздохи получались хрипящими и рваными. О том, чтобы встать, не могло быть и речи.

Нужно было уходить. На второй Аусвеллен Бах, пожалуй, если и решится, то очень нескоро, а вот послать сюда пару отрядов покрупнее, не мытьем, так катаньем добыть голову наглеца – это запросто. И если они останутся здесь…

- Опьё… Убирайся… Убирайся отсюда.

Пришлось сделать паузу и подышать, чтобы набраться сил для второй фразы, но мир опасно плыл перед глазами, вместо травы показывая какие-то странные расплывающиеся картинки, не имеющие ничего общего с происходящим на самом деле. Все органы чувств будто взбесились, противореча друг другу. И при этом она даже не теряла сознания. Кажется, сил не было даже на это.

Ей думалось, что она что-то говорит, потом Ячиру понимала, что это происходит только в ее воображении. Так что она просто сдалась и бросила попытки понять, что существует на самом деле. Надеялась только, что квинси хватит здравомыслия сбежать и не делать ее труд совершенно бесполезным. Зачем она спасала его от Аусвеллена, если его убьют рядовые?

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-02-22 23:23:41)

+2

7

Вариться в котле кипящей серной кислоты, кажется, было бы приятнее. Не только по физическим ощущениям - сейчас, во время Аусвелена, Иерихоновыми трубами гудит голос Императора. Сразу отовсюду, будто даже внутри Килге. Что говорит - не разобрать, голос звучит из тысячи глоток, а тембр настолько низок, что в большей степени заставляет дрожать тело, нежели воспринимается ушами как речь.
Тело выламывает, все органы словно стянуло в мешок где-то под диафрагмой. Сила живого бога квинси пронзает кожу тысячами игл, а через них вытягивается сама жизнь бывшего Штернриттера.
Адски больно. Чудовищно страшно. Сквозь раскалившиеся нервные окончания шипящей молнией проносится отчаяние - НИЧЕГО УЖЕ НЕЛЬЗЯ ИЗМЕНИТЬ.
Килге никогда не принадлежал себе.
Его кровь - кровь Императора.
Его сила - сила Императора.
Его плоть - лишь кукла, начинённая волей Императора.
Его Величество забирает своё. Забирает, потому что Килге не справился. Возможно, следующий владелец силы, в чистый поток коей вот-вот обернётся Опье, послужит Ванденрейху лучше. Будет верным до самого конца. Не покажет ни страха, ни сомнений. И, что самое главное, не предаст.
Бог изрёк слово.
Однако, что-то меняется. Тонкими струйками, полупрозрачным туманом, крошечными огоньками... Что это? Это ведь тоже сила? Энергия, сама жизнь, воплощённая в физической форме?
Но чья? Здесь ведь больше...
Ошибка, ошибка. Как это - никого нет? Всё это время здесь была она.
Аусвелен вгрызается сотнями зубов - с удвоенной, утроенной силой! Поспешно, как-то неловко, будто что-то смутило его неодолимую волю. Торопится, хочет поскорее пожрать отвернувшегося сына, будто... что-то может этому повышать?
Живительная сила двулика. Яростным извивающимся драконом она атакует божественное Слово, но это - вдали. Сам Килге ощущает нечто, сравнимое с прикосновением святого. Правда, в религии квинси нет такого понятия. Но Опье не сомневается: существуй в Ванденрейхе святые, их присутствие ощущалось бы именно так.
Не сказать, что боль ушла. Килге раздирают два противоречия. На ум приходит новое сравнение: сейчас он будто варится в кипящей живой воде. Две стихии за пределами человеческого понимания - одна стремится уничтожить, другая - спасти.
Удивительно, как вообще выходит думать? Ещё минуту назад рассудок агонизировал на грани безумия.
Если подумать... Императора уже не слышно. Как давно? И как давно он вообще находится здесь, стоя на коленях, неведомым капризом судьбы до сих пор живой?
Килге чувствует чьи-то руки, сжимающие его пальцы. Шум в ушах стихает, перед глазами - дьявольский размытый силуэт человеческой фигуры. Чувства понемногу возвращаются. А свет... отступает?
Нет же - исчез целиком! Сгинул! Значит, проиграл!
Всё тело болит, ломит каждую кость. Килге едва ли не падает, но успевает упереться руками в асфальт. Дышит тяжело, часто, надрывно. По лицу ручьями течёт пот. Единственный глаз распахнут в смеси тотального ужаса и чрезмерной растерянности.
Единственный?..
Моргнув, Килге понимает - правый глаз снова при нём. Толчок руками от земли, кое-как удаётся остаться в вертикальном положении. Дрожащие пальцы тянутся к повязке, но останавливаются. Ткань скрывала не только потерянный глаз. Кое-что всё ещё находится там.
Слышен голос. Буквально несколько слов. Килге не может их разобрать, но медленно поворачивает голову.
Дрожащие веки прищурены, взгляд кое-как удаётся сфокусировать.
Унохана Ячиру, Первая Кенпачи, самый ужасный преступник старого Готея и величайший медик нового. Судя по виду - почти мертва.
Глаза медленно закрываются, дыхание по-прежнему тяжёлое. Из груди вырывается сухой кашель, отчего дыхание сбивается ещё сильнее - Килге едва не начинает задыхаться.
Попытка подняться. Опье падает.
Судорожный выдох, несколько секунд концентрации - и десятки нитей из рейши окутывают тело, силой заставляя мышцы и кости привести Штернриттера в вертикальное положение. Смех да и только. Использовать Рансотэнгай не из-за полученных ран, использовать тогда, когда тело, похоже, здоровее, чем в любой другой момент жизни. Титул величайшего медика не дают просто так.
Рассудок в шаге от разъездов последних адекватных мыслей по каким угодно рельсам, в далёкие-далёкие дали. Она спасла его. Спасла. Более того, она вытащила его из Аусвелена! Должен же быть предел даже величайшим способностям? Невозможное случается, но не настолько невозможное!
И почему? Зачем она это сделала? Дьявол побеждает бога, едва ли не погибнув при этом - и ради кого?!
Килге медленно шагает к Ячиру. Даже Рансотэнгай выходит удерживать с трудом.
Вот-вот сюда прибудут солдаты Рейха. Это абсолютно точно. Предатель-Штернриттер и ценная пленница - оба в чудовищном состоянии. Надо что-то делать. Надо что-то...
В голове перемыкает. Килге нервно сглатывает, вцепившись в лежащую шинигами бешеным взглядом.
ИМПЕРАТОР ВСЁ ВИДИТ. ИМПЕРАТОР ВСЁ ЗНАЕТ.
Уж не проявление ли это полумифического пророческого дара? Может ли быть такое, что Император всё просчитал? Мог ли он ведать заранее, что Унохана Ячиру потратить девять десятых собственной жизни, борясь с Аусвеленом? И тогда Килге - всего лишь инструмент для того... для чего?
Возможно, чтобы сломить волю Первой Кенпачи. Приструнить дьявола божественной волей. Какая разница?! Ведь в этом случае Опье не преступник! Всё прошло так, как планировалось, и Килге великолепно сыграл отведённую роль!
Версия на грани выдумки и сказки, конечно. Но говоря об Его Величестве...
Килге опускается на одно колено, склонившись над Уноханой. Попытка придать облику привычную строгость проваливается. Килге поджимает губы, но они дрожат - как и всё тело - из-за чего выражение лица смотрится нелепым. Будто он то ли на что-то смертельно обиделся, то ли вот-вот зарыдает.
Можно остаться здесь. Даже если никакими далеко идущими пророческими планами и не пахнет, можно просто принять судьбу квинси и умереть с достоинством.
Можно сбежать. Всегда можно сбежать. Император получит обратно ручную дьяволицу. Возможно, он попросту забудет про существование какого-то беглого квинси, ничтожного и ненужного.
Рука по новой тянется к повязке, медленно проходит по скрытому шраму. Он продолжает гореть.
"Ты идиот, Килге Опье. И решения у тебя идиотские. Ты потерял то, что сделало тебя Штернриттером и опускаешься в пучину человеческого, слишком человеческого. В следующий раз, когда вздумаешь перечитывать Ницше и Шопенгауэра, сгоришь со стыда. Тоже, кстати, слишком человеческого явления."
Выбор сделан.

* * *
Силы иссякают. Но останавливаться нельзя. Осталось совсем немного. Килге украдкой бросает взгляд на опаснейшее чудовище Общества Душ, что сейчас бессильной куклой висит у него на руках. Так и не пришла в себя. Вроде как. Плащ пришёлся как нельзя кстати - пока Килге, несущий на руках завёрнутую в плащ шинигами, бежал, отчаянно удерживая Рансотэнгай, начался дождь. Ячиру выглядит столь болезненной, будто даже от простуды может умереть.
Килге скрипит зубами. Какая нелепая ситуация. Какой же он всё-таки идиот! Но по-другому поступить не вышло. Сам факт того, что кто-то едва не отдал за него жизнь, обескураживает. А учитывая кто и при каких обстоятельствах...
Пункт назначения достигнут. Непримечательная лавка, магазин сладостей. Закрытый, разумеется - на дворе ночь. Урахару вычислили давно, однако, Император предпочёл подождать, пока один из ОВП сам себя покажет, и присылать к нему гостей так и не стал.
Килге с Уноханой на руках едва ли не врезается в дверь, но успевает остановиться. Ясно даже дураку, что его уже обнаружили. Но Опье всё равно стучит в дверь ногами, раздосадованный тем, что чёртов Киске не показал себя сам. Тут Штернриттер, враг Готея!
- Урахара Киске, я знаю, что ты здесь!
Пять или шесть ударов по двери, и Килге останавливается. Слух напряжён до предела. Может статься, что его атакуют без предупреждения - он ведь действительно до сих пор их враг.
Наверное...

+3

8

Триединый мир - это самая странная штука, которую смогло извергнуть из себя сознание создателя.
Возможно, самое извращенное сознание из реально существующих.
В его реальности Урахара Киске не сомневается.
Вот он, точнее Сын Его, буйствует в голодном раю для праведников. Эрзаце того рая, в который верят в Мире живущих сейчас. Сотрясает основы миропорядка, кричит тому, кто его породил и так больно расстроен, что его не слышат.
Урахаре Киске, жалко потерявшего ребенка, но еще более жалко ему тех, кого этот ребенок потерял вместе с собою. И тех, кого убивают эти потеряшки, не умеющие найтись. Ведь нет больше Создателя, есть только его сила и оболочка, а сознание? А что сознание? Вон оно - вокруг нас. В каждом листке Мира живущих сейчас, в каждой песчинке Мира тех. кто больше не будет жив, в каждом камешке Мира тех, кто еще станет живым снова. Кузнечика видишь? Это Король Душ пропрыгал. Смотри не наступи. А впрочем, наступай - вернется еще. Он бессмертен.
Был бессмертен, поправляет себя Урахара Киске, засмотревшийся на колбу с духовными частицами из Уэко Мундо и Сейрейтея, резонирующими в потоке частиц из специальной пушки. Частицы из Сейрейтея сцепленные с серебром мерцающим в воздухе.
Был.
И может быть, будет. Если его дитя потерявшееся перестанет подгрызать основы мироздания.
Он зябко передёргивает плечами вод зеленым камисимо и снова смотрит на колбу осмысленным взглядом.
Деффузность средняя. Даже поток излучения, приближенного к частоте Хогиоку не даёт необходимого эффекта. А может?..
Колба взрывается. Острый осколок больно проезжается по скуле, срезая светлую прядь, Урахара давно отработанным жестом сворачивается зеленым клубком и откатывается под защиту шкафа. Последнее, что он видит на своём рабочем месте над оплавленным остатком штатива - это рой серебряных искорок, рванувшихся в потолок - высверк - и все пропало.
Всё же триединый мир - это самая странная штука, которую смогло извергнуть из себя сознание создателя.
Нда. И барьер теперь разрушен...
Медлить нельзя - Киске взмахивает рукавами-крыльями и несется к ближайшему окну. Над парком зарево. Сверкающая молния конвульсивно бьёт из земли в небо. Кажется, что в небесах какой-то незадачливый рыбак - поймать поймал, а выдернуть не может. Такой же столб света Урахара видел девять лет назад. Тогда шли дожди и казалось, что эти белые столбы - это дождевые струи, которые сошли с ума.
Аусвелен. Великий отбор среди тех, у кого нетленный ихор в крови.
Выбраковка квинси.
Торговец опускает глаза, с легкой усмешкой. У шинигами есть карцер, Согиоку, Пустые ямы, Гнездо Личинок - развлечения на любой выбор. И. разумеется, заседания Совета Сорока Шести. У квинси есть только смертная казнь. Скучные они.
Человек с зелеными крыльями уже собирается отвернуться от окна - этот свет не про его душу. Вытянуть из-под него нельзя, спасает только камень Секи и песок Уэко Мундо, но Центральная больница города Каракуры, стоящая на очень странном подвале, в несколько в другой стороне. ОН уже почти отходит, когда дом сотрясает.. нечто. Воздух высыхает моментально. Воздух наполнен неслышимым неощутимым гулом, от которого, кажется, каждая клетка организма шинигами заходится в беззвучно вопле. Взмахом алой кисти Бенихиме ложится в руку сама собою - она гудит. Она готова - принцесса требует, принцесса велит.
Принцессе страшно.
Тихо, милая, тихо, шепчет побелевшими губами скромный торговец сладостями, на досуге спасающий триединый мир. Они туда не пойдут. Не в этот раз. У него есть работа, которую кроме него некому сделать. Там есть шинигами, которая собирается если не повторить жертву Иссина Куросаки, то точно посрамить трёхмесячные усилия белого доктора Рюкена. Это открытие, разумеется, но у Урахары куда более мрачная работа, которая обратна работе этой шинигами. Он должен придумать, как убить всех квинси, как вернуть украденные Банкаи и защитить Короля Душ. Ему держат постоянный проход до его домашней лаборатории (воистину, любой каприз, даже самый глупый), доставляют любые необходимые ингредиенты для опытов(«Киске, у тебя же золотая голова!», «Киске, мы верим в тебя!», «Киске, Ад тебя побери, трусливая панамка-тапки, спаси нас!!») и раз три часа требуют отчета о проделанной работе. Они даже стабилизировали для него Дангай.
Шинигами очень любят жить.
Когда гул направленного потока рейацу прекращается, Киске напоминает тряпку для пола, забытую двух стаканах грязной воды – слишком мало, чтобы не загнить, слишком много, чтобы впитать и высохнуть. Сырая и подгнившая тряпка - сегодня зеленая птица с деревяными когтями не в форме.
Трубка с шариком тонизирующей смеси подходит к концу вместе с уборкой и наведением новой рабочей обстановки, когда сквозь барьер в районе двери пытается пробиться военный берец оживленного, надо полагать, квинси. Дырка от силы с черной опухолью в руках. Ну, хотя бы благодарность им не чужда, думает Урахара, натягивая панамку на глаза и пряча занпакто в трость. Он садится на энгаву магазина и смотрит на дверь, из-за которой несет отчаянием и смертью. Не той самоуверенной и откормленной смертью, что иногда наведывается поохотиться за измененными в Мире живущих сейчас, переправить пару душ по назначению, а той, которой боятся все – разумные, неразумные и бессмертные. Смертью гнилой, долгой и болезненной – на совсем.
Урахара напряженно думает: насколько Готэю нужна Унохана Ячиру в этой войне. Не придя к выводу, он мимолетным движением пальца открывает в барьере проход, за которым дверь его магазина отодвигается сама. Силуэт на фоне черного неба бел, грозен и жалок.
- Чтобы тебя убить, - замечает зеленая птица, вкладывая ноги Урахары Киске в когти-гета, - мне не понадобится даже брать в руки занпакто. Не легко быть предателем, глубокоуважаемый квинси-сама?

+3

9

Приближение квинси ощущается даже сквозь неверное зыбкое марево новой реальности. Такое нельзя не заметить – слишком давно въелась в кровь простая истина: квинси- враги. Увидел – уничтожь, не дожидаясь, пока они нападут первыми. А она только что спасла одного из них, отдав почти всю свою жизнь за это. Что ж, ему будет просто грешно не воспользоваться случаем. На войне как на войне. Чувствуя, как он придвигается все ближе, Ячиру закрыла глаза, радуясь, что на самой границе смерти наконец-то познала простую и древнюю правду. Для медиков закрыта роскошь делить мир на своих и чужих. Для врача каждый – пациент. Что ж. На самом краю она, наконец-то, сделала нечто стоящее. Свет гаснет. Закрывайте занавес.

…Тепло. Забытое многие века назад ощущение защищенности и уюта. Она и сама не помнила, когда ей было так спокойно. Мир, смутно различимый за пеленой дождя, мягко колебался. Унохана решила, что так и надо. К черту подробности. Ей хорошо – пусть так и будет.

На лицо капнула вода, Ячиру отвернулась, пряча глаза от капель – и невольно уперлась взглядом в жестокую реальность происходящего. Шершавое и холодное под щекой оказалось белым и очень знакомым. Очень похожим на форменный китель Ванденрейха. По позвоночнику продрал мороз понимания, но пришлось все же посмотреть вверх, до воротника и выше – по четкому, словно рубленному подбородку, искривленному внутренней мукой лицу, черным волосам. Килге Опье сложился в единую картину. Совершенно невозможную, впрочем. Но ведь чьи-то руки прижимали ее к себе. Чьи-то ноги ступали по улицам тихого спящего города, совершая свой путь. И Унохана Ячиру, тысячелетняя, внезапно поняла, что никто никогда не носил ее на руках. И этот плащ, в который она так уютно укутана по самую макушку, время милосердное, плащ, она ведь бросила его где-то там, пока бежала к гневному столбу Аусвеллена…

И еще кое-что. Что-то, чего она не заметила сразу, пораженная обстоятельствами. По телу штернриттера, прямо у головы Уноханы, уютно устроенной на его груди, проходит одна из силовых линий, которые связывают его тело воедино. Рансотенгай. Мальчишке бы самому упасть на носилки и не шевелиться недельку после того, что с ним сделал Аусвеллен, а он тащит сам себя да еще и шинигами сверху. Ох, Опье…

Кажется, это слишком много для того, чтобы быть реальностью. Сознание уплывает, оставляя ее в нежной тишине, где все возможно и ничто не нарушает покоя.

Когда она открыла глаза в следующий раз, в голове громом отдавался непонятный стук. Кажется, в череп налили масла, и теперь каждый звук, попадая в уши, плавал там, внутри, стучась об кости изнутри. Не сразу получается понять, что звук – это громыхание тяжелого сапога об дверь. Они пришли. Но только услышав третий голос, она понимает, куда ее принес отчаявшийся рыцарь, оставшийся наедине со всем миром.

- Килге.

Она называет его по имени впервые и даже не замечает этого.

- Опусти меня.

Это Урахара Киске, и перед ним нужно собрать все крошки сил, которые у нее остались. Иначе им не выжить в противостоянии с хитрым дьяволом, который не умеет жить иначе, кроме как споря со всем миром сразу. Это умение им пригодится, но только если он окажется… пусть не на их стороне. Пусть в нейтралитете – но дружественном. И точно нельзя разговаривать с ним, ненужной тряпочкой свисая с рук квинси.

Кусок агрессивного разговора Опье и Урахары проходит практически мимо ушей, пока Ячиру пытается принять более-менее вертикальное положение. Жалкое зрелище. Стоять – задача почти непосильная. И все-таки она выпрямляет спину и вскидывает голову, очень стараясь, чтобы обгорелые пальцы на рукаве риттера выглядели как царственный жест госпожи, придерживающей своего слугу, а не как судорожные попытки сохранить равновесие. Всем троим, конечно, ясна тщетность этих попыток, но иначе она не может. Небо всевидящее, ну и видок. Капитан Ванденрейха, выжатый, как мочалка, висящий на нитях Рансотенгая, и капитан Готэя, судорожно цепляющаяся за его руку в попытке удержать равновесие и самоуважение. Было бы смешно, если бы не было так страшно. Потому что эти двое еще стояли, несмотря на все, что с ними было. И стояли вместе.

Именно вместе. Поступок Опье изменил абсолютно все. Унохане еще предстояло поразмыслить об этом, но она уже начала понимать. Когда он вытаскивал ее из Шаттенберайха, когда он добывал для нее медальон – он действовал из страха, из животного инстинкта самосохранения. Когда он оставил ей жизнь и более того – спас ее, доставив сюда, это не было продиктовано страхом. Это не было воздействием с ее стороны. Его никто не заставлял. Это был его выбор. И…

Как же это все усложняло.

- Урахара Киске, - в голосе скрытая под бархатом сталь. И не скажешь, что так говорить может вот этот полутруп.  – Этот штернриттер – мой пленник, и я предъявляю на него свое право. Ты не смеешь убить его.

Было в старом Готэе, на самой заре его оформления из дикой банды в серьезное воинское формирование, такое правило. Любой мог заявить, что пленник, которого он захватил, принадлежит ему, и никто не смел тронуть чужую добычу. Прежняя демоница – прежние правила. Оставалось надеяться, что Киске это правило знает.

Не ей в ее нынешнем состоянии диктовать свои условия. Это тоже ясно всем. Но по-другому нельзя. Их сожрут, если они будут слабы. Не чужие, так свои.

- Я пришла к тебе за помощью. Мне нечем тебе заплатить, и ты можешь выставить нас за порог. Ты в своем праве. Я могу только обещать - если ты поможешь, мы уйдем сразу же и не помешаем тебе больше.

Как и куда они пойдут, Унохана старалась не думать. Им бы хоть пару ночей провести в тепле, в безопасности, набраться сил и хоть немножко разобраться в происходящем. Но требовать от Урахары слишком многого было бы глупо. Одно дело – гигай, асаучи и одежда, другое – приют для тех, за кем в лучшем случае охотится одна армия, в худшем – две. Это если милосердный Кёраку вдруг решит, что приговор пора привести в исполнение.

Впрочем, как и куда, можно решить потом. Тут у нее было серьезное преимущество пред спутником. Он только начинал познавать такую бродячую жизнь, она же просто возвращалась в естественное для себя состояние.

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-02-27 00:29:57)

+3

10

Дверь открывается. Также вдруг чувствуется, как расходится незримый барьер. Едкая усмешка, Килге нервно моргает несколько раз - в каком же он паршивом состоянии, что ни на каплю не почувствовал чужеродную реяцу. Впрочем, это ещё и гений Урахары Киске, несомненно.
Прийти на враждебную территорию прямиком к Особому Военному Потенциалу... Ха, ерунда ведь. Полная ерунда. Не так давно Килге вытащил из Зильберна чрезвычайно ценную пленницу, сильнейшую шинигами Готея. А потом случилась возможность её убить, но...
В общем, Тюремщиком называться более нельзя. Как и Священным Палачом. Все права потеряны, титулы запятнаны, репутация похоронена. Это нелепая в своей мелочности проблема по сравнению с предательством Ванденрейха. Но нечто коробит изнутри, будто от души и самой сущности отпадают важные части. Не вторичные мимолётные проявления личности, а служившие предметом гордости. Даже чести - по меркам Империи, конечно. Жестокость - не порок, а крайне желательное качество.
И насколько же грызёт полное осознание случившегося: Килге даже не подумал убить Унохану из личной мести. И вот ведь ситуация - он даже не помнит, почему. Всё из того же подсознательного страха? Что она перегрызёт ему горло даже в таком состоянии? Да нет. Тогда бы он просто убежал.
Почему?
Шаг внутрь. Горло вдруг дерёт сухой кашель, и всё мышцы пронизывает острая боль. Он здоров как никогда раньше. Но какая же смертельная усталость, каких же трудов стоит оставаться в сознании... Боязно закрывать глаза больше, чем на мгновение - свалится же, мигом упадёт. Не та ситуация, чтобы это позволять.
Да и существует ли вообще ситуация, допускающая такое? Для Опье, Штернриттера, пусть и бывшего?
Урахара спокоен. Урахара угрожает. Урахара язвит. Что ж, на то его право - возможности заткнуть слова ему в глотку не имеется. Килге не показывает ни искорки тревоги. Один раз он сегодня уже умер. Нужно пройти какому-то времени, чтобы ощущения забылись и смерть снова начала страшить.
- Килге. Опусти меня.
Опье чуть опускает веки. Всё-таки пришла в себя. Совершенно не выходит понять, что сейчас чувствуется. А рациональное объяснения поступкам пропало ещё раньше. Килге будто бы теряет контроль над самим собой. Оглядывается на окружающий мир и дёрганно тянет то ли за первые попавшиеся нити, то ли за те, о которых нашёптывают сиюминутные путающиеся мысли.
Позор, да и только.
Унохана, оказывается, тоже всё ещё может стоять на ногах. Даже без какого-то аналога Рансотэнгая. Удивительно. И по новой пугающе. Она - само воплощение смерти, и при этом жизни в ней на сотню шинигами. Неужто и впрямь дьяволица, питающаяся жизненной силой жертв?..
Брови ползут вверх привычным треугольником, взгляд в сторону Урахары Киске - раслабленный и чуть уставший.
- Разумеется, Особому Военному Потенциалу по силам убить квинси, неспособного сражаться. Иначе бы война была одним сплошным разочарованием, - едко произносит Опье.
Произносит - и тут же злится на себя. Он собирался сказать "разочарованием для Его Величества", но в последний момент оборвал фразу. Что-то отторгло, отвергло упоминание Императора. Пускай теперь Килге враг Рейха, пускай он чуть не стал жертвой жадного голода Баха, но как же так выходит? Сколько вообще стоила и стоит его преданность?
Унохана говорит, и Килге мысленно благодарен ей. Меньше всего сейчас хочется выслушивать от шляпника язвительные вопросы на тему случившегося. Не Аусвелена, а последующих действий Опье.
Тут же всё понятно. Он - пленник. С этим даже желания спорить не возникает. Итак нет никаких идей насчёт того, что делать дальше, а сейчас... сейчас вообще хочется лишь отдыха. Долгого и тихого. А ещё - разобраться, наконец, почему он сейчас здесь. Почему принёс одного врага в стан другого.
И, разумеется, какое неведомое безумие сподвигло врага спасти Опье жизнь, рискуя при этом собственной.
Килге вновь обращает на Киске ядовитый прищур. Угораздило же искать помощи именно у него...

+3

11

Черные волосы водопадом спадают до самой земли, истрепанные, в колтунах. Раньше, завязанные в косу спереди, они смотрелись намного лучше – тяжелые и блестящие. Как у красавиц с древних гравюр, отмечает Киске, мимоходом наблюдая, как выжатая насухо черная смерть опирается на плечо белого палача. «Это моё» - кричит ее поза, «это моё» - говорят ее слова, «спаси нас» - прорывается из черных в темноте глаз богини Запада. Зеленая птица-Урахара молчит. Она позволяет словам беглецов дробиться среди темноты магазина, распадаться на звуки, биться жучками в стёкла, шуршать обёртками конфет – шорох-шов-капюшон-жив-на рожон…
Киске молчит, блестя серыми пластмассовыми глазами из-под шляпы. Пустить этих двоих  - значит, сыграть в игру против Готэя, либо против мира в целом – любого мира. Триединый мир со скрежетом шестерней становится на ребро. Киске молчит. Старые законы в новой войне. Велико ли право неприкосновенности белого палача? Стоит ли одна его жизнь всех тех, кого белые лучники извращенной чести без страха, упрека, жалости и сожалений усадили на поезд в один конец и пустили под откос? Стоит ли жизнь одной хтонической богини целого Мира Живущих сейчас? А Мира тех, кто больше не будет жив? А Реки того, что случилось и может быть?
Стоит ли жизнь предателей пересмотра жизненных ценностей ученого, для которого этические вопросы должны быть тленом и ветром в камышах? Стоит ли этика старого знакомства новых знаний для защиты старого мира?
Урахара молчит. Эти вопросы его не волнуют. Зеленой пропыленной птице с пластмассовыми глазами плевать на этику и старые знакомства. Ей нравится жить в мире, который с таким трудом удалось построить. И она не хочет превращаться ради одного старого знакомства в капитана Готэй-13. Она привыкла торговать своей добротой. И если нужно – обманывать ради своей выгоды. Если нужно – подыгрывать в чужую игру. Пленник? Я верю. Помощь? Разумеется. Пленник? Пусть так. Вам и отвечать, раз он под вашей рукой.
Эхо чужих слов давно осыпалось пылью и сухой листвой на пол под прилавки. Теперь важные слова прозвучат целиком.
- Унохана-тайчо, - голос из-под панамки звучит тяжело и проникновенно, как песня альт-флейты. – Это большая радость, что вы живы. И удача, что вы не только захватили пленника, но и сохранили жизнь ему. Я с радостью предоставлю вам укрытие за возможность услышать, как вам удалось это, - птица щурится под панамкой и, выпростав из крыла-рукава руку Киске, приглашает гостей широким взмахом – входите, не жалко. – Разумеется, - добавляет он после секундной паузы, позволяя ощутить вкус надежды, - если вы ручаетесь за него
"Открытие – это восторг.
Понимание - это ответственность".
Богиня смерти и возрождения должна понимать, право на что она оспорила у Черного Бога белых палачей...
- Стоит ли мне обрадовать командование Готэй-13 вестью о вашем чудесном спасении? - голос улыбается, предлагает, услужливо протягивает на вытянутых ладонях - что выбираешь?
... И сколько стоит отступной от почетного сана черной смерти, служащей Равновесию.

Отредактировано Urahara Kisuke (2018-03-12 17:37:58)

+3

12

Ты в молчании своем,
Так похожем на доспех…

Главное сказано. Им дарована передышка. Тихая гавань. Бесценная по нынешним временам возможность остановиться, оглядеться по сторонам, определить окружающий мир и свое в нем место. Хотя бы денек-другой – если, конечно, Бах уже не выслал за ними карательный отряд.

Облегчение столь велико, что струна, державшая Ячиру в стальном напряжении все это время, как будто провисает. Она помимо своего желания мягко, как-то беззащитно прислоняется к квинси с полным намерением стечь по нему на пол. Он, конечно, такого не позволяет – она как-то спокойно отмечает его руку на талии, не дающую ей упасть. И  наверное, именно вот это «конечно», именно отсутствие внутри удивления в ответ на помощь бьет по щекам отрезвляющим ударом, приводит в себя, заставляет вновь вытянуться в каменное изваяние, непогрешимое и несокрушимое.

Ячиру заглядывает в прозрачные, все видящие, все понимающие глаза Урахары Киске. Пленник. Ну как же. Кого она могла обмануть своим выступлением? Интересно, что думает по поводу своего нового статуса сам Опье?

Что вообще в его мыслях? О чем он думал, когда нес свой самый страшный кошмар на руках, с каждым шагом отдаляясь от возможности просто уйти и жить, как живется?

Она не позволяет себе поднять взгляд, чтобы посмотреть на спутника. Она должна быть уверенной, должна выглядеть уверенно, так, будто твердо знает, что делает.

- Он не причинит проблем, Киске, - говорит её рот.

«Кто в обнимку с квинси? Я в обнимку с квинси? Вам кажется!» - говорит ее невозмутимый лживый взгляд, пока Опье тащит ее куда-то в дальние помещения магазинчика. В самом деле, сколько можно стоять на пороге?

Сидеть – какое блаженство! Тело умоляет заснуть прямо здесь, в уголочке, уютно устроившись на мягких и теплых досках пола, но остались еще дела. Много, много дел. Ей бы только немножко духовной силы, чтобы перестала тошнотворно кружиться голова, чтобы затянулись ноющие и саднящие порезы на пальцах… Но это подождет.

- Мне нужен гигай. Один из тех, маскирующих. Я… - глубокий вдох, как перед прыжком в бездонную глубь. Хотя, конечно, чего тут волноваться? Урахара, старый мудрый пеликан, уже давно все знает. Можно хитрить, можно врать про особые обстоятельства. А можно сказать все прямо, как она всегда и делала. - …не вернусь в Готэй, Киске. Я думаю, меня уже оплакали и забыли –пусть все так и остается. Помочь я могу и отсюда.

В ладони, еще несущей следы яростного потока реяцу – блестящий медальон Ванденрейха. Внутри – Миназуки, душа Уноханы, воплощенная в кровожадном демоне битвы. Она протягивает бесценную игрушку единственному, кто сможет разобраться в ее устройстве. В глазах – немой вопрос. Подарок и вправду королевский – откуда еще Готэю взять императорский медальон, если квинси  - неуязвимые чудовища?

Ячиру украдкой смотрит на одного из них – бледного, измотанного, растерянного. Что ж, у старого Готэя есть свои монстры.

- Отдыхай, пока есть время. Здесь безопасно, - это уже для Килге. Как-то выглядит такая забота? Поручилась за Опье перед Урахарой, поручилась за Урахару перед Опье. Все улажено, всеобщая миротворица может тоже расслабиться и подумать над будущим.

Вернуть занпакто, спрятаться в Генсее, раствориться в бесчисленной массе живых - Киске, тебе ли не понять, каково это? Сколько их таких, шинигами, пожелавших вырваться из перемалывающих зубов военной машины Готэя? Машины, которую она сама возводила, своими руками? Теперь, когда Готэй обезглавлен, у руля испуганный мальчишка - может ли она тоже покинуть борт корабля, даже когда ей прямо приказали выпрыгнуть за борт на корм акулам?

Видимо, все-таки может.

+2

13

Молчание висит не столь уж долго. Но вполне достаточно, чтобы Килге начал концентрироваться на расположении Квинси Цайхена и прикидывал шансы выжить при боевой конфронтации. Рансотэнгай позволит биться с максимальной эффективностью, пока тело не обернётся пылью… нет, неверно. Смертельная усталость усечёт эффективность - замедлит реакцию, прогнёт концентрацию до полнейшей рассеяности. В союзниках есть дьявол старого Готея - смешно до яростного скрежета зубов! - да только и ей сейчас битва не принесёт радости, будь она хоть трижды Кенпачи. Манифестация смерти, заключённая в теле одной шинигами, потратила слишком много сил, обернувшись жизнью.
Сложно остаться нетронутым после противостояния ещё одной великой сущности. Несомненно, Император символизирует власть. Во всех её проявлениях.
Ещё сложнее представить, что кто-то остался жив, оказавшись в самом центре противоборства двух древних эгрегоров. Ай да Опье, держи ещё несколько седых прядей! Повидал уже две ЕЁ личины, и всё ещё коптишь небо! Чёрт его разберёт, ненавидит тебя Фортуна или обожает!
Но Урахара всё же говорит. И даже не на языке клинка. Простая человеческая речь, с той лишь поправкой, что решение, ею озвученное, к лицу безумцу. Килге пришёл за помощью, верно. Но получив её, недоверчиво поджимает губы, поспешно изымая из взгляда растерянность. Этот шинигами заслуживает место в Особом Военном Потенциале. Ход мыслей за пределами человеческого понимания и готовность принять любой вызов.
Плевать. Пускай Урахара становится врагом Готэя, пускай его убежище штурмуют пущенные вослед сбежавшим ищейки Империи. От него требуется только временный приют. Сопутствующие сложности - исключительно его проблемы. В конце концов, Император оценил его способность находить выход из любой ситуации, за то и включил в ОВП. Пусть находит.
Ячиру обмякает - противостояние Императору, величайшей силе мира! чудовищна сама мысль об этом! - и Килге, не думая, придерживает её. Ту, что сначала уничтожила, а потом спасла. Он будто простой смертный, с коим она - некая высшая сила - играет по своим разумениям и минутным порывам. Возможно, через несколько минут она разорвёт ему горло? Просто потому что… она может?
Дрожащая ухмылка самому себе. Несмотря на неестественность ситуации, Килге действительно пленник. Едва ли сейчас выйдет с апломбом сказать, что он принадлежит самому себе. Что собственная жизнь в его руках, что его воля не подчинена никому. Он подхватил падающую Кенпачи вперёд того, как успел об этом подумать - это ли не показатель?
"Он не причинит проблем". Килге готов рассмеяться. Даже если б захотел... Впрочем, одно присутствие здесь вполне может вылиться в проблемы для Урахары. Но куда забавнее другой факт - то же самое сулит гостеприимство по отношении к древней богине войны в больничной пижамке. Она действительно не собирается возвращаться в Общество Душ. Килге медленно, с трудом, моргает. Готей-13 лишился последнего своего чудовища.
Он обречён.
Опье движется вослед приветственному жесту Киске, проходя чуть дальше в помещение. Взгляд украдкой цепляется за медальон, вызывая неровные пощипывания по всему телу. Кожа помнит прикосновение Миназуки. Банкай, нагло сожравший Шрифт "J". Не потрудившийся задуматься, что это невозможно. Великая сила ведёт к великому безумству, не иначе. Дьявольски страшно заглядывать во внутренний мир занпакто настолько разрушительного, что даже имя его предвещает конец всего мира.
Усталость берёт своё. Килге опирается спиной о стену, медленно отсекая одну нить Рансотэнгая за другой. Аккуратно сползти на пол выходит - вот и замечательно. Ощущение бессилия - самое мерзкое, и ещё хуже, когда оно столь заметно. Потому не хотелось бы плюхаться на пол загнанным зайцем, чьё сердце лопнуло из-за безумного бега - куда подальше от гончих собак.
Правый глаз закрыт, пальцы осторожно касаются век через ткань повязки. Насколько великим медиком надо быть, чтобы восстановить утерянный глаз побочным эффектом, за компанию?
Насколько безумным медиком надо быть для бездумной помощи естественному врагу, не так давно лишившему свободы?
Сам Килге тоже хорош, конечно, но...
- Зачем ты меня спасла?
Взгляд направлен куда-то сквозь дверь, отделяющую тихую гавань от целиком и полностью враждебного мира. Голос... просто смертельно уставший. Больше нет сил наделять его сколь бы то ни было малой эмоциональностью. Килге не хотел спрашивать. Теперь он уязвим для встречного вопроса - а сам-то он во имя каких богов и демонов спас Унохану? Но оставь он собственные метания при себе - точно сошёл бы с ума к утру. В голове нечеловеческая мешанина. Надо хоть что-то расставить в красивом и аккуратном порядке.

+2

14

Он шагает по коридору. Смотрит на свои белые ступни, аккуратно опускающиеся на доски пола. У мизинца на левой ноге чуть неправильная форма – след от одного удачного удара госпожи Ядомару… Во времена, когда ее саму не слишком волновало, кто она такая.
«- Во что ты лезешь, Киске? Определись, наконец, кто ты – человек, или ровня им, а потом будем разговаривать! Из той ямы, в которой ты оказался по вине твоего собственного разгильдяйства, даже я вытащить тебя не смогу! Ты как ребенок! – тонкие пальцы сдергивают грязновато-белый шелк со смуглого лица. Тессай постелил под головы бывших лейтенантов - Маширо, Лизы и Хиёри – свой синий плащ и делает вид, что он тут не присутствует.
- Хорошо, Йоруичи-тайчо, - и панамка закрывает глаза со стекленеющим взглядом  зеленоватой тенью. – Моей ошибке нет оправдания, прошу прощения, что доставил Вам неудобства.
- Ой, да менос с тобою, провались со своими извинениями! – фыркает уже кошка и зеленая птица поднимает голову из позы извинения. Зеленая панамка ложится рядом с хозяином, когда кошка выпрыгивает в окно той холупы на окраине одной из разбросанных вокруг гордого сегунского  Эдо деревень, в которой они спрятались. Черная кошка уводит погоню от чучела зеленой птицы.
- Начнем, Тессай-сан
Урахара ступает по дому, в котором тот, в кого он решил превратиться, прожил чуточку больше века. За ним идут гротескные Смерть и Жизнь, полудохлые и усталые – отрекшиеся от вечного противостояния. Последняя война в истории мира. Последний союз. Урахара видел и войны и Войну. Слышал, как падают бомбы, разрываясь над барьером. Видел, как нищие духом и телом идут в сторону новой столицы нового мира, как меняют неизменные .  Впору задуматься о том, кто же он сам такой? Иногда, когда зеленая птица не проснулась от ночного сна, он думает, что похож на Него: бездействует, порождая сущности внутри своей головы, окруженный заботой, лишенный дела, великий своим прошлым. Объект. Не субъект.
Открывается расписная дверь в комнату напротив кухоньки. Киске растягивает на губах сетку-улыбку, пропуская в комнату гостей. Его лаборатория как раз над ними. Эта комната – самое безопасное место в доме теперь, когда вторая дверь из лаборатории ведет не на застекленный балкончик, а в темную бездну Дангая, а в самой комнате один стол полностью отведен под полуживой – духовная сила в такой концентрации даже камень секи одушевит - монитор. В этой лаборатории столько жизни и гуляющей в воздухе силы, что ни один гость не почувствует, что под этой комнатой творится.
Унохана стекает под ближайшей стенкой. Если квинси, от которого несет ею за тысячу ли – с закрытими глазами можно перепутать, право слово! – использует ремни из рейши, то на бывшую Сильнейшую, смотреть страшно. Пожалуй, чтобы осуществить ее просьбу о гигае, ее придется умножить на два, иначе душа будет греметь о стенки, как горошины в сухом стручке гороха.
- Не сегодня, госпожа Унохана. В вашем состоянии вы погибнете от первой же дозы фиксатора сомы, или не сможете больше покинуть этот гигай, - проговаривает он, глядя на золотой диск, который выкладывает демоница старого Готэя, как последний козырь.
- Я принимаю ваш дар с почтением, - склоняясь в полупоклоне и принимая медальон, он произносит старую фразу. Такую же старую, как и имя меча, спрятавшегося в золотой сети. Слова, которые идут от сотворения мира.
Зеленая птица умерла и стала чучелом. А он все носит и носит эту маску.
«Не стыдно?» - спрашивает совесть голосом вздорной принцессы из клана Небесных Солдат. «Даже Унохана снова стала Ячиру!»
«Нет, - замечает он в ответ, выходя и оставляя приоткрытой дверь комнаты и дверь кухни, как бы приглашая. – Сегодня умерли обе».
Квинси, который принес к нему умирать двух женщин, Урахара пока не считает – пока он полон до краев духовной силой Уноханы, он похож на ее дитя в этой войне.
Об этом он думает походя. Это не важно. В пальцах звенит полурожденное решение спасения Готэй -13. Если платой за него станет показанный проход из системы – Киске его найдет.
Или создаст.

Отредактировано Urahara Kisuke (2018-03-25 20:20:14)

+3

15

Сил нет даже на эмоции. Унохана равнодушно провожает потухшим взглядом фигуру Урахары, который не теряет времени зря. Что ж. Не сегодня – так не сегодня. Она совершенно ничего не понимает в тесном сплаве современной науки и древних техник духовной силы, на котором держится вся система гигаев. Ей никогда не было нужно разбираться в этом. Не нужно и сейчас. На это есть Урахара.

Специализация, чтоб её. Урахара может сделать из палок и прочих сомнительной пользы субстанций несравненные вещи, произведения искусства и технологии. Унохане, деве войны, половина Готэя обязана жизнью косвенно, а один квинси – совершенно напрямую.

«Я думала, что дам миру нового Кенпачи. Оказалось, не его. Насколько же мы все зависимы от собственной судьбы и насколько же она отличается от того, что мы сами себе придумали…»

А теперь…Спасла? Спасла. Дала новую жизнь? Вот она, все пути открыты. Мы в ответе за тех, кого приручили. Фраза, надоевшая до тошноты, идеально описывает произошедшее.  Тихий бесцветный голос, не нарушающий пустую тишину, повисшую в комнате после ухода Урахары, подтверждает мысли Ячиру. Вырвать душу из когтей старого создателя квинси было сложно, но там требовалась только сила. Чистая нечеловеческая сила, которой было в избытке. Поединок равных. Теперь требовалось построить бывшему солдату армии Императора новый мир взамен того, что она так бесцеремонно отобрала. Нельзя просто перемолоть все мироздание человека и уйти дальше – если только Опье хоть что-то для Ячиру значил. Теперь. После того, как она оказалась неожиданно обязана ему не меньше, чем он ей.

И поэтому не получится отмахнуться от выстраданного вопроса, на который Килге, кажется, положил остатки стремительно тающих сил. Не выйдет отшутиться, ответить в полслова, вопросом на вопрос. Ответ нужен полный, искренний, такой, чтобы выворачивал до дна и не оставлял никаких загадок. Приходится собраться, встряхнуть себя, глубоко вдохнуть, запретить себе, наконец, терять создание от изнеможения. Не сейчас. Не сейчас. Еще пять минут. Он должен понять.

- Нельзя было иначе, Килге. Аусвеллен… Такому нельзя существовать. Никто не должен иметь такой власти над жизнью и смертью.

Она молчит, смотрит куда-то в воздух перед собой и вспоминает каждый момент, начиная с того, когда за спиной взметнулся в небо белый гневный столб, несущий кару для отступника. Что было дальше? Были там какие-то осознанные мысли, или она просто действовала, потому что так было нужно? Или из чистого желания насолить Баху?

Она не помнит. В памяти - радужные круги вместо четких картин. Но Опье нужен ответ.

- Я же врач, в конце концов… А Баху, если ты так ему нужен, придется прийти лично.

Заявление, в любой другой ситуации бы прозвучавшее как бахвальство, задорный вызов, сейчас, сказанное тихо и безэмоционально, не несет никакой искры. Просто факт: придет – встречу, что делать. Так смотрится, наверное, еще более жутко, но Унохане не до того, как выглядят и звучат ее слова. Нужно успеть высказать все, что хотелось.

Может, стоило бы сказать ему что-нибудь про него лично. Мол, ты, Опье, мне так ценен, что жить без тебя не могу. Может, ему стало бы легче от такой откровенной лжи. Но Унохана продолжает тусклым, выстиранным каким-то голосом, немного невнятно:

- Я просто… Могла. Знала, что могу хоть одну душу забрать у него, у сумасшедшего старого бога. И забрала. Вот и все.

Никакого особенного пути. На его месте мог оказаться бы любой. Прости, Опье. Тебе с этим жить.

Унохана Ячиру, сказав все, что должна была, мягко сползает в полусон-полуобморок, совсем девчонка во сне, свернувшаяся в клубочках и почти потерявшаяся там, у стенки, в складках широкого белого плаща и в плетях черных волос.

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-04-04 02:11:12)

+2


Вы здесь » Bleach: New Arc » Завершенные эпизоды » Эпизод: Жить с нуля


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно