Что может быть лучше, чем кружка крепкого английского чая, заваренного по всем правилам? Пожалуй, ничего, кроме абсолютной тишины и спокойствия во время этого священнодействия, когда каждый глоток – превращается в медитацию… Сильвер наслаждался любимым напитком на диване в кабинете после очередного суматошного и дурного дня, полного непредвиденных ситуаций, тотального контроля и кучи проблем… В его планах, правда, на ближайшие полчаса, не было никакого стука в дверь. Мужчина, разрешив войти, перевёл тяжелый взгляд на одного из подчиненных – тот сразу же напоролся на него, как на меч и замер. Пришлось прирыкнуть для порядка. В следующую секунду Кэвелл обронил:
– Свободен, – и стиснул ручку несчастной кружки так – китайский фарфор, между прочим! Прозрачный на свет! – что та, будь живой, запищала бы в голос.
«Вас вызывает Грандмастер…»
Да чтоб пусто было этому чертовому Хашвальду! Вечно в самый неподходящий момент, с самым идиотским заданием!!
Сильвер в бешенстве покосился на стол, где лежало несколько папок с отчетами – о проделанных опытах с Жизель, о наблюдении за объектом, о сведениях, полученных от других шинигами… Что-то подсказывало, что все это Юграму нафиг не сдалось, как и ему самому, но он специально потребовал «мельчайших подробностей, всё может быть важно», то есть налить как можно больше воды, чтобы Хашвальда ждало как можно более увлекательное в плане ненужности чтиво. А если тот думает, что вот так просто они узнали про Ключ Короля – то ему действительно очень удачно выдали шифр. Как раз по его блондинистой голове. Фыркнув, Кэвелл поднялся, шмякнул на стол блюдце с кружкой и раздраженно откинул с лица челку. Нужно было торопиться, путь от его отдела до ковра Грандмастера не так уж близок. Успеет за время перешипеть и придумать для него новые воображаемые казни. Старые, как не крути, порядком поднадоели и вместо удовольствия вызвали некое равнодушие и отвращение. Хотя идея закинуть этого недоумка связанным в бассейн с тараканами и голодными крысами – определенно заслуживала внимания.
С этой недоброй мыслью Сильвер накинул на плечи плащ, запахнул его, после чего задумчиво посмотрел на свое отражение – заплетать волосы он не хотел. И Рюкен вчера…ехидное Драконище, прошелся по этой мозоли с довольным видом… В конце концов, это Хашвальт ему не конкурент – всего лишь какая-то безродная шавка рядом с благородным львом. Все равно что платина рядом с пошлым золотом. Взгляд упал на форменную кепку, которую он терпеть не мог. Может быть, в военное время стоило придерживаться единства в униформе, не штернриттер, чтобы позволять себе вольности, но Сильвер все-таки считал, что имеет некое право на самовыражение. Хмыкнув, он подцепил папки, на лицо было приклеено самое нейтрально-вежливое выражение – за такое во время обучения манерам без лишних слов поставили бы высший балл – и сразу же перёшел на быстрый, но размеренный и четкий шаг, который помогал ему успокоиться. У двери кабинета Хашвальда он еле сдержал усмешку – было бы забавно увидеть реакцию Б-нутого на то, если бы Сильвер пинком открыл дверь, но такие мысли были всего лишь частным развлечением.
Мужчина постучал и, дождавшись приглашения, зашёл:
– Доброй ночи, Грандмастер,  – голос звучал абсолютно спокойно и вежливо, но на самом деле очень сильно хотелось надавить на последнее слово, ткнуть Юграма в то, что это вот – теперь его потолок, а наследник – а что, мало ли кто и что думал, и на какое место метил, мечтать никому не вредно – с прошлого дня у них официально другой. Сильвер закрыл за собой дверь и прошёл к его столу. Он водрузил стопку папок на свободное место: пусть теперь хоть обсчитается сказок на ночь, после чего выпрямился и посмотрел на него: – Это результаты работы за прошедшие сутки, включая сведения, касающиеся Хицугайи Тоширо, – он замолчал, желая узнать, что же понадобилось Хашвальду на этот раз. В идеале, конечно, ничего, но на деле приходилось изображать некую заинтересованность.

Отредактировано Silver Cavell (2017-12-08 19:07:46)

Кабинет Хашвальда напоминает клетку. Красивую в своей помпезности,  белую, чистенькую до отвращения, и всё же клетку. А сам Юграм, обитатель этого лобного места, куда на ковер мало кто в здравом уме собирался попадать, напоминал зажравшегося хищника, который привык, что всё, что к нему попало – это его собственность и добыча. Вот только Сильвер был львом, а не каким-то там бесхребетным травоядным, и пусть грандмастер был выше по званию, но он прекрасно ориентировался благодаря своим связям и информации в том, что происходит. А кто владеет данными – владеет и многим. Они оба это понимали. И сейчас информация работала против Хашвальда, пусть того нельзя было упрекнуть в измене, но его позиция сильно пошатнулась. Впрочем, лицо было типичным кирпичом, интонации сухие и бесцветные. Выдержка ли? Или привычка? Скорее второе. Сильвер сдержал усмешку, ограничившись лишь кивком.
Начальник Имперской безопасности очень надеялся, что за этим последует привычное «свободны», но нет… Он напрягся, выслушав слова извинений – если бы Юграм мог читать мысли, то узнал бы то, куда и как тот мог бы их засунуть. Вот только от этого легче не стало. Тонкие ноздри благородного носа от гнева побелели, а во взгляде появилась сталь. Он не смог ответить сразу, как того требовала вежливость. Слова Хашвальда обманчиво текли потоком, но для Сильвера это была прорванная плотина, грозившая глобальной задницей. Это он почуял сразу. Все эти отмазки про военное время – дохлый номер.
Унохана Рецу.
Сильвер перевёл взгляд на папку с личным делом бравой капитанши, если бы он мог взглядом поджигать объекты – то от той бы уже остались только угольки. Он был в ярости, чувствуя себя грёбанной Золушкой, которой злобная мачеха приказала перебрать 7 мешков фасоли, разделив темную и белую. Вот только в его случае это были чужие воспоминания, среди которых ему предстояло найти нужную информацию. Хранилища памяти, багажник всякой хрени, копилка – как не назови, но суть одна. У человека этот объем можно сравнить с собранием сочинений. У некоторых приличная полочка из нескольких томов, у других– тюнесенькая детская книжка. Сильвер подозревал, что сегодня получит какую-то хрень, но надеялся, что это будет сопоставимо по объему и скуке с собранием сочинений какого-нибудь политика, которые нужно было прошерстить в поисках радикальных идей за ночь, но память Уноханы Рецу?!!
Какая падлюка отловила этого берсерка? Кто из «великих и прекрасных» штернриттеров теперь попал на второе место после Хашвальда в его черном списке?
Он втянул воздух в легкие. Отвратительно, когда начальство ставит трудновыполнимые задачи, но еще омерзительнее, когда то требует невыполнимого. Кэвелл приходил в бешенство от таких вот наглых замечаний. Его техники – это искусство. Ему хотелось сказать грубость, что вообще-то вопросы – Юграм может и задать сам, рот-то ему никто не зашил да и язык не отвалился. А жаль. Унохана Рецу.
«Думай, Сил, думай… и держи себя в руках».
– Простите, вопросы? – переспросил Кэвелл, – Я не задаю вопросов на допросах, это не мой уровень. Я работаю с памятью объекта. Однако в данном случае, чтобы был какой-то результат, мне нужна или конкретная дата или же… как минимум несколько лет работы, - он лихорадочно обдумывал все возможности и тут в светлой, а не только блондинистой голове, у него словно щелкнул выключатель. - Единственное… – Сильвер сделал задумчивый вид, беря паузу, как драматический актер перед коронной репликой, - могу Вам предложить особую разработку моего рода. Браслеты, которые умеют отличать правду от лжи. Но они работают только в паре. Тем, кто наденет их, придется по очереди отвечать на вопросы друг друга. Обмануть их нельзя, заставить иначе работать тоже. Но если Вас не устраивает этот вариант, то я пришлю к Вам дознавателя.
Он еле сдержал усмешку.
«Что, ГрандФЛОмастер, какие у тебя скелетики в шкафу или грязное бельишко? Готов к такому повороту?»

Она выглядит спокойной на грани с безмятежностью. Маленькая женщина в больничной пижаме, с котрой она уже успела буквально зубами содрать нашивку с крестом. Волосы неопрятными нитками падают вниз. Кое-где в них запеклась кровь. Местами - её собственная, местами - обитателей Тени. На вид все одно - темно-коричневая в сгустках, тяжелая, пахнущая железом. Она тянет волосы вниз, и это слегка раздражает.

Что еще раздражает, так это оковы. Интересно, чего Хашвальт боялся больше - ее реяцу или ее навыков? Так или иначе, но руки крепко связаны за спиной, лишая ее любого шанса на сопротивление. И это после ее слов о том, что она не собирается драться. Впрочем... Он видел всё. Как он мог ей поверить?

В лазарете ее слегка подлатали. Необходимость поддерживать жизнедеятельность израненного тела за счет постоянно убывающей реяцу отпала. Это было очень хорошо. Лица врачей, которые рассмотрели ее изорванное - спасибо герру рыцарю и его рапире! - сердце тоже доставили ей немало удовольствия. Она едва удержалась от того, чтобы дать им пару ехидных советов насчет своего лечения, но удержалась. Все же коновалами местные медики не были. Следовало уважать коллег. Даже квинси.

В кабинете ее уже ждут. Бледный до зеленцы Грандмастер, торжественный, как на параде, громко приветствует ее, сбивается, поправляет сам себя. Она снисходительно кивает ему, принимая поправку. Рецу ей уже не быть.

- Благодарю за оказанную помощь, Грандмастер. Как самочувствие... - только тут она понимает, что имени солдата, которому не повезло встать у нее на пути, она не помнит, а скорее, и не знает. Зато очень хорошо помнит имя того, чьи пальцы оставили грязные следы на золотом медальоне, темнице ее души. Его звали Базз Би, и это имя она забывать не собиралась. Может, его уже сожрал Кенпачи из Зараки, новый, второй Кенпачи. Может, он сбежал. Так даже лучше. Она найдет его здесь.

- Как самочувствие героя дня? Я не видела его в лазарете. Будет жаль, если он умрет сразу.

На этого рыцаря у нее тоже есть планы, как она ему и обещала.

Наконец, ее внимание обращается на третьего участника их уютной беседы. Падает - и скользит мимо. Этот ей не знаком. В нем нет нервозности. Уверен в себе? Или недооценивает? Базз Би и этот, второй, тоже были весьма нахальны. Базз, впрочем, почти сумел сохранить лицо. И в прямом, и в переносном смысле.

- Зачем я здесь?

Она выделяет голосом последнее слово, подразумевая, что находится не в казематах и не в пыточной камере, а в комфортабельном личном кабинете самого Хашвальта. Довольно нелогично, особенно после всех угроз. Зачем?

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-01-12 01:30:01)

В глазах синигами – гроза. Темная, непроглядная, страшная.
В глазах Кэвелла – предвкушение и затаенное веселье.
В глазах самого Хашвальта – лед. Синий весенний лед.
Ступишь на такой - вмиг пойдет трещинами, вскипая опасной водой, готовой поглотить – все и всех.
Таким был Сильберн. Нет, не правда, себе-то не ври.
Таким он стал. Не сейчас, не вчера… Но ты помнишь его другим.
И помнишь цену, которую  платил за это, не считая ее слишком высокой.
И продолжаешь платить – за что?
И как так вышло, что ты не знаешь, что делать?
Хашвальт прикусил губу, безотчетно шаря пальцами по рукояти.
Голос Кэвелла раздражает, хочется заорать на него, вмазать кулаком в ухмыляющуюся – что, думаешь, не вижу? – физиономию, заставить заткнуться.
Нельзя.
Ничего нельзя.
Особенно тебе, особенно сейчас.
- Вы все правильно поняли. Нам нужен ключ в измерение короля. Или – способ его добыть. Или – какой-то еще обходной путь.  – В голосе Хашвальта нет и намека на эмоции, но лишь немое непроглядное небо знает, чего ему стоит это спокойствие. – Если вы сумеете извлечь необходимую информацию – отлично. А если еще и сделаете Унохану Ячиру полезной для Ванденрейха – тем лучше для вас.
Висок колет болью  – так, что темная пелена застит глаза.
Хашвальт чувствует на себе взгляд синигами – тяжелый, обжигающий. Слышит ее спокойный, даже участливый голос.
И не может заставить себя посмотреть ей в лицо.
Боится?
Боится того, что она может знать? Давно ли ты стал таким трусом, Юго?
Он заставляет себя улыбнуться:
- Не имею понятия. Но сразу он не умрет, уж это-то я вам могу пообещать. – улыбка у Хашвальта ломкая, кривая и жалкая.
Не то, что усмешка Кэвелла.
Впрочем, под взглядом Уноханы и она тает, как мел в кислоте.
- Зачем я здесь? – спрашивает тихим голосом синигами.
Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. Но этого говорить нельзя.
- Так нужно Императору. – Он прячет свой страх за привычной безликой отговоркой. Голос Императора. Лицо Императора. Воля Императора.
Есть ли еще ты сам, Юграм Хашвальт?
Он не хочет знать ответа на этот вопрос.

В кабинете даже для Ванденрейха повисла слишком тяжелая атмосфера. Столкновение сильных воль, противостояние умов и характеров – всегда завораживающее и устрашающее зрелище, а если бы они еще высвободили свою духовную силу, то, пожалуй, могли бы разнести не только это помещение, но и прихватить с собой добру половину замка. Унохана напоминала волчицу – подраненную, матёрую, загнанную в угол и от этого более опасную, чем раньше. Кэвелл, конечно же, считал себя львом – искушенным, немного уставшим от жизни и порядком игривым. А Юграм… Сильвер не хотел признавать того хищником, но тот был… им. Скорее птицей, чем зверем, неким ястребом-альбиносом, непонятно как выжившим среди чёрных, как уголь, собратьев. Даже взгляд немигающих глаз был таким же – холодным, оценивающим и прямым.
Начальник РСД еле сдержался, чтобы не поморщится на ответ Грандмастера. Задача по-прежнему казалась расплывчатой и чрезмерно раздутой. Насколько понял Кэвелл – даже капитаны практически не имели сведений о том, что представляет собой измерение Короля. Не говоря уже о том, как туда попасть. Бывший Главнокомандующий, конечно, знал, но уже ничего не скажет. Возможно, что-то знали капитаны Киораку, Укитаке…и Рецу. А возможно и нет. Проверка памяти могла стать подарком Императору или же очередной пустышкой. Но что ж, время покажет, чем станет эта встреча. Мужчина промолчал, внимательно вслушиваясь и запоминая. Кто-то из Звездных рыцарей нарвался – но это его проблема. Осталось радоваться, что Кэвелл не имеет к их делам никакого отношения.
Понять по их фразам, что именно произошло, кто виноват в том, что они все, включая Его Императорское Величество, получили столько ценный сюрприз или огромную проблему, было невозможно. Но ему очень хочется предложить свои услуги, чтобы как можно больше доставить неприятностей тому, кто так отличился. Пусть это будет капля в море по сравнению с теми неприятностями, которые надвигаются на него с горизонта огромным грозовым фронтом. Но Хашвальт и так знал об его способностях, посчитает нужным – пригласит. Нет – сам справится. Тому не привыкать. Сильвер посмотрел на него: получал ли он от своих обязанностей удовольствие, упивался ли властью или ему было глубоко плевать на то, что происходит вокруг и сколько невидимой крови и страданий отпечаталось на его белоснежной мантии? Но не ему кому-то там упрекать. Впрочем, увидеть воспоминания последних дней – задача плёвая. Так что всё равно будет в курсе.
– Пожалуй, нет смысла, Унохана Ячиру, о Вас мы наслышаны. И о Ваших великих делах, конечно же, – он склонил голову в легком поклоне, отдавая ей должное. В представлении эта женщина точно не нуждалась. Следующая реплика вызвала его возмущение. – Боль, пытки? Вы же не использовали топор и кувалду во время лечения… Насколько мне известно, – Сильвер усмехнулся и расправил плечи, немного запрокинув голову назад. Он всегда был снисходителен к женщинам, насколько это позволяла ситуация, всегда был галантен к дамам, вплоть до флирта, поэтому и сейчас, пусть был задет таким поверхностным восприятием. Хотя… признаться, Унохана очень даже представлялась с жуткой усмешкой на лице, проводящая операцию без наркоза с помощью дрели и пилы… Но это, пожалуй, было последствием работы с Жизель над Хицугайей. Правда, таких мясников и в мире живых хватало, Кэвеллу ли не знать. В медицину шли по разным причинам. Кто-то по зову сердца, кто-то в жажде наживы, кто-то, как он, по пинку слишком оборзевших родственников, но Сильвер знал точно – та, кто долго скрывалась под личиной Уноханы Рецу была отличным медиком, пожалуй в той же степени сострадательным и одаренным, что и кровожадным и беспощадным мечником. Как в ней это все сочеталось? Впрочем, в нём самом жила несоизмеримая тяга к прекрасному и… садизм. Который он не скрывал.  – Если Вам очень сильно хочется, то не смогу отказать и в демонстрации этого мастерства, но нет, мои методы куда тоньше… Прогуляемся по Вашим воспоминаниям вместе. Можете считать это своеобразным приглашением на свидание.

Отредактировано Silver Cavell (2018-03-01 13:22:20)

- Что ж… Свидание так свидание. Знаете, так и не довелось на них походить.

Вспоминаются долгие вечера бурных обсуждений курса молодого тогда еще Готэя с молодым тогда еще Генрюсаем. Вспоминается, как они бросали все к чертям и уходили вдвоем – на неделю, на две – куда-нибудь подальше, в самые дикие районы Руконгая, где всегда было, на кого поохотиться. Наверное, это можно было считать свиданием. Но Ямамото мертв.

Вспоминается время, которое она провела в горах вместе с буйным Тенджиро. Тонкие манипуляции кидо – этому она научилась быстро. Травничество и традиционная медицина – этому она учиться не хотела, и именно поэтому Киринджи просто уволок ее в какую-то хижину на склоне и долго таскал за собой по всем окрестным горам, показывая каждую травку. Наверное, это тоже было таким вот свиданием. Но Тенджиро больше нет дела до Готэя.

Вспоминается Азаширо, тонкий и загадочный. Букеты, которые она находила на своем пороге, а то и просто отдельные цветы. Каждый цветок, а также их сочетание, количество, цвет и порядок могли рассказать больше, чем целые дни бесед. Языком цветов он владел, как никто. А в ответ она писала ему лаконичные танка, в 31 слоге которых тоже скрывался целый мир, полный подтекстов и намеков. Они играли в эту игру целый год. Она пыталась понять, достоин ли он титула, он – что в ней не так. Вот это точно было свиданием. Но Азаширо тоже нет.

Вспоминается Зараки и тот единственный танец, на который он так и не пригласил ее… Теперь уже, наверное, не пригласит. Линия Кенпачи прервется со смертью Уноханы.

Что ж, если так посмотреть, то новое свидание с инквизитором квинси, не несущее в себе ничего, кроме страданий, тоже вполне вписывается в эту картину.

Старая усталая смерть в коже красивой юной женщины улыбается сухими губами.

- Не могу отказать просто из любопытства. Куда пойдем?

Синий взгляд перебрасывается на Хашвальта.

- Вы с нами, грандмастер? Не советую. По моим воспоминаниям можно бродить очень, очень долго. 

Что они надеются увидеть в ее прошлом? Не была она хранителем никаких уникальных знаний. Или – это она так думала?

Злая тысячелятняя  незавершенность звенит серебряными бубенцами в спокойном голосе Уноханы.
Сухая –до горечи, до солености, до одури  - синева ее взгляда скользит, будто из-за пелены времени.
Так может смотреть богиня – поверженная, но не сломленная.
Всезнающая.
Готовая понять. За шаг – до.
До  признания поражения?
До отчаяния?
До проклятия?
Или…
Меньше всего на свете он хотел бы узнать ответ на этот вопрос.
Пожалуй, даже меньше, чем наблюдать за работой Кэвелла.
Спасибо за совет, Богиня Запада. Этому совету – одному из  немногих в его жизни, - действительно хочется следовать.
Хашвальт невольно задерживает взгляд на скованных руках Уноханы,  обманчиво-хрупких в  обрамлении черного металла. Спохватившись, смотрит на Кэвелла  -  похоже, тысячелетняя горечь   коснулась и его сердца – или что там заменяет эту сверх меры чувствительную мышцу в  совершенном в своей непогрешимости организме Сильвера Кэвелла? – задев за живое.
Да. Конечно.
Хашвальт с трудом сдерживает вздох облегчения.
Стараясь не выдать себя торопливым движением, он кивает в ответ на слова Кэвелла:
- Мой кабинет действительно не лучшее место для подобного.  Вас проводят.   
Сердце колотится где-то под горлом, не давая вдохнуть. 
Нужно взять себя в руки.
Все еще только начинается.
Хашвальт поднимается, делает шаг к двери. 
- Я надеюсь на ваш успех, господин Кэвелл. Очень надеюсь.
Еще больше он надеется, что никто и никогда не узнает, что плевать он хотел сейчас на Унохану, на Измерение Короля, на успех или неудачу Сильвера Кэвелла.
Дверь за Кэвеллом и Уноханой закрывается с едва различимым стуком.
Хашвальт поворачивается к ней спиной, обхватив себя за плечи.
Взгляд невольно останавливается на рукояти меча.
Рукоять меча – верность – вспоминается прочитанное где-то.
Пальцами Хашвальт проволит по золотистой пуговице в оплетке.
Металл почему-то кажется теплым.
И наконец-то получается сделать вдох.
… Краем сознания он уже ощущает чужое присутствие. Что ж, так даже лучше.
Хотя несколько минут передышки были бы очень кстати.

Вновь одна из многочисленных белых и безликих дверей в Рейхе, которую хотелось побыстрее открыть, а ещё лучше выбить, встала перед глазами. Сильвер больше не оборачивается и не смотрит на Хашвальта, которого предпочёл бы видеть только 31 февраля по воскресеньям. У каждого своя пытка – и для него вот такие походы под «светлый взор» недремлющего начальства, которое, оказывается, теперь даже на что-то надеется. Надо же… В этих словах чувствуется какая-то усталость. Пусть последнее слово, как всегда, остаётся за грандмастером, но почему-то Кэвелл понимает, что, несмотря на всю противоречивость своей сущности, его собственная твёрдость характера и воля в разы выше той, против которой он незримо боролся. От этого осознания настроение портится так, что даже в мыслях не появляются «добрые» пожелания Юграму перепутать шампунь со средством для мытья туалета или как следует облысеть. Разговор окончен, пусть тяжёлыми свинцом, как сверзившееся небо, на этот ковёр и упали слова Уноханы Ячиру.
Мужчина вышел первым и придержал дверь, дожидаясь, когда пленница последует за ним. После чего с удовольствием отрезал их от клетки кабинета Хашвальда и сделал знак рукой, показывая, что они должны остаться здесь, дожидаясь сопровождения. В голове опять медленно, складываясь из букв в слова, проплыла её последняя фраза. Ему многое приходилось слышать от потенциальных жертв. Обвинения, проклятия, мольбы, просьбы, признания, но здесь совсем другое. Не обреченность, лишь глубокое понимание. С такой женщиной не допросы устраивать нужно, а вести долгие философские беседы.
– Наша свобода – понятие относительное, госпожа Унохана, – роняет он слова сухим осенним листом, немного глухо, расправляет плечи и избегает взгляда на неё. Сильвер при всём своем положении так же не имел права сказать «нет» ни грандмастеру, ни Императору… Кто из них ещё больший пленник, заложник этой системы – большой вопрос. Сам он, пожалуй, был всё-таки львом, потерявшим свободу и существовавшим лишь неким подобием жизни. Такие рассуждения отдавали затхлым запахом и имели неприятный привкус тлена…
Сопровождение возникло четырьмя тенями в масках. Сильвер кинул взгляд на нашивки, сдержал хмыканье и пошёл впереди них, не желая, чтобы хоть кто-то видел тень, упавшую на его лицо. До отдела дошли в молчании. Но когда они вошли в зону, куда допуск имел только личный состав, он, не сбавляя шага, отчеканил:
– Оставайтесь здесь. Ждите приказа, – после чего, отделавшись от ненужных ушей, Кэвелл довёл женщину до своего логова и пропустил её первой. Он немного задержался в дверях, отдавая приказ о чае, и только потом закрыл дверь, замирая у неё на несколько секунд.  Сильвер чуть мотнул головой, словно приводя мысли в порядок. Решимости у него не убавилось, как раз наоборот, без Хашвальта он мог общаться куда свободнее. Чрезмерная напряженность ушла, а ощущение, что он всё делает правильно, только укрепилось. Возможно, тут срабатывал тот самый редкий момент, когда нужен «личный контакт», но куда больше роль играло его собственное эгоистичное желание пообщаться с такой редкой и удивительной личностью.
Спокойствие и «покорность» Уноханы были такими же обманчивыми, как мягкие лапки кошки, скрывающие стальные когти. Сильвер ловит её взгляд, подходит ближе, замечая шрам, о котором он не слышал и ничего не знал. Каждый имеет право на свою тайну, напоминания и переживания, каждый получает свой урок от жизни. Он чувствует, как тянет кожу собственный шрам над ухом. Рана, заставившая его вернуться на путь, с которого он так хотел сбежать. Чем стал для Ячиру этот шрам? Свободой? Проклятьем? Стимулом? Он не знает, хочет ли узнать ответ на эту тайну от неё самой или увидеть в её памяти. Его взгляд – немного жадный, как у ценителя искусства, увидевшего особую редкость, мужской, но не раздевающий – соскальзывает вниз, к ногам, потом опять поднимается вверх и устремляется в глаза, в которых тонет свет настольной лампы. Без этого нагромождения тканей, которую японцы почему-то считают одеждой, шинигами выглядит в разы привлекательнее даже в больничной робе. Но Кэвелл молчит об этом, подавляя воспитанием восхищение женской красотой, отгоняя неуместные мысли самоконтролем и напоминанием, что ошибка может стоить очень дорого. С учётом ситуации, он решает, что будет лучше предупреждать Унохану о том, что он собирается делать, иначе неправильная оценка его двусмысленных взглядов и действий может сыграть злую шутку. Пусть эта женщина не дикий зверь, который любое действие воспринимает как угрозу себе, но именно её разум и умения делают её опаснее в разы.
–  Для начала ослаблю Вам наручники, – Кэвелл заходит за спину, наконец всматриваясь в то, чем сковали Ячиру: ограничители реяцу, почти полная блокировка движений. Несколько минут у него уходит на то, чтобы снять печати и прикрепить обманчиво тонкую цепочку. Сначала за спиной. Сильвер специально старается избегать лишних прикосновений – кожа к коже куда более личное, чем тонкая ткань бездушной перчатки к металлу, но всё равно прикасается. Случайно. Придерживает обманчиво тонкие руки за запястья, направляя их, лёгкими шагами возвращается обратно, становится перед ней и цепляет вторую цепочку спереди. Только после этого снимает ту, что была за спиной – теперь Унохана может не только размять руки или удержать чашку с чаем, но и… задушить.
– Уже представили? Первый вскрик?.. Как исказится мое лицо? Хруст шейных позвонков… Мои предсмертные хрипы?   – Сильвер немного криво усмехнулся: его собственное воображение быстро нарисовало эту картину, а её? Он посмотрел ей в глаза с насмешливым блеском, потом левой рукой расстегнул пуговицу на форменном плаще, стянул его и протянул капитану шинигами: – Укройтесь. Можете присесть, где Вам хочется. Скоро принесут чай.
Сильвер остановился на той же точке, где стоял в первый раз, когда их взгляды пересеклись. Он выверенным движением откинул за спину серебристые длинные волосы и посмотрел с неподдельным интересом на свою невольную собеседницу, склонив голову к левому плечу. Его, пожалуй, можно было бы упрекнуть в позерстве, если бы эти движения, позы и жесты не были бы у него в крови.  Мужчина был готов, как к нападению, так и к тому, что Унохана послушается его слов. А козыри… у него были. Нет, не в рукаве, а под рукавом, но что-то подсказывало, что Ячиру не станет нападать.
Во всяком случае, сейчас.

Отредактировано Silver Cavell (2018-04-23 22:08:13)

Весь жизненный опыт, сдобренный цинизмом и жестокими реалиями быта Рейха, и умение читать человеческую память всё равно не делали Кэвелла универсальным толкователем чужих сердец. И, если быть честным, то он никогда и не стремился к этому. Причина была проста: если бы каждого встречного Сильвер понимал также просто, как букву алфавита, то ему бы стало совершенно неинтересно жить в пресном и сером, как стылая овсянка, мире. Именно поэтому в молодости его порядком поносило по волнам приключений, именно поэтому сейчас квинси, занимающий столь высокий пост, с таким любопытством и жадным интересом следил за женщиной напротив. Нет, она не была для него каким-то объектом для экспериментов, как раз наоборот – непредсказуемой личностью, заставлявшей закипать кровь, разгонявщей серость военных будней остротой новизны.
Что она сделает в следующий момент? Возьмёт ли плащ? Нападёт? Что ответит?.. Что? Когда? Как реагировать?
Сильвер старается не обращать внимания на ворох кружащихся вопросов, а Унохана тем временем принимает это белое покрывало, которое минуту назад давило ему на плечи, и благодарит. Он удивленно приподнимает брови, не ожидая услышать это слово, кивает, смотря на то, как Ячиру устраивается в кресле, занимая его с не меньшим величием, чем королева трон.
Чёрное и белое. Угольная темнота длинных волос, бледность кожи… Чернила, пролившиеся на чистый лист бумаги. Земля, укутанная белым снегом. Вечная мерзлота и завывание пронизывающего ветра. Бездонность глаз-озер. Красиво… Сильвер смотрит и не замечает ни спутанных прядей, ни засохшей крови, потому что это всё мимолётное, поверхностное, наносное, а он всегда умел видеть с точностью ювелира-огранщика, какой чистоты  и красоты бриллиант скрывается в алмазе, а в данном случае ни ничто не может затмить истинное содержимое. И в тоже время Кэвелл отмечает, что его плащ смотрится на ней очень органично. Запоздало он вспоминает, что капитаны шинигами тоже носят подобные им хаори. По иронии судьбы тоже белые, с нашивками отрядов. Но Унохане то ли всё равно, то ли просто хочется согреться. Гадать здесь бесполезно. Ей комфортно, как птице в гнезде, и это главное, тогда как Сильвер чувствует себя без давящей на плечи пелены плаща моложе и свободнее. Тело больше не кажется таким громоздким и неповоротливым: не зря же во время сражений от них избавляются в первую очередь. Что и говорить, бесполезная, совершенно не красящая силуэт квинси деталь униформы. Мужчина делает несколько шагов в сторону и прислоняется бедром к рабочему столу, вновь смотрит на свою гостью-пленницу… До этого дня никто и никогда не попадал в святая святых его кабинета, а это уже заставляет задуматься, о том, насколько необычным выходит это знакомство. Унохана, пожалуй, тоже поддается этой странной атмосфере.
– Благодарю за комплимент, – шаблонная фраза не звучит сухо и дежурно, Кэвелл принимает её слова с удовольствием. Такое признание от того, с кем ведешь войну, – действительно ценно. В памяти всплывают жёсткие фразы отца, вбивавшего в его голову не только словами простую истину: нельзя видеть в будущей жертве личность. Только объект. Болванка, пустышка. Никто. С квинси это срабатывало, а вот сейчас – не особо. Сильвер немного нервно дергает головой: шрам за ухом даёт о себе знать, но он не желает погружаться в своё прошлое, и признаётся своей собеседнице:   – До этой минуты я представлял Вас совершенно иначе. 
Он вспомнил, как с полчаса назад он содрогался от мысли, что в его отдел попадёт Унохана Рецу, а теперь вот вёл почти светскую беседу без всякого напряжения. Тонкие пальцы неосознанно пробарабанили ритм любимой мелодии по крышке стола. Мужчина не смог удержаться от следующего вопроса:  – А Вам ранее приходилось общаться с квинси? Мне вот не особо с шинигами…
Серые глаза немного заледенели и сузились… да, так оно и было. Вся его  работа ранее проводилась среди квинси, и свои таланты он растрачивал на квинси. Шинигами и их память стали доступны в последние дни. По большей части пленные были ненужным мусором, который не заслуживал внимания, поэтому к ним направлялись дознаватели рангом пониже, но с некоторыми офицерами всё-таки и Кэвеллу пришлось тесно пообщаться. Вот разговор с капитаном Хицугайей прошёл совершенно иначе. Так, поупражнялись в острословии, даже развлечением не назвать…
Лёгкий стук в дверь вывел его из состояния задумчивости, он кинул взгляд в ту сторону, но промолчал, потому что когда просил принести ему чай, то требовал только предупреждения о том, что всё готово. Кэвелл, немного откинувшись назад, проводил своего подчинённого с подносом пристальным взглядом. Бледновато тот выглядел… Позорище. Вон как поторопился выйти. Сильвер не мог не усмехнуться: видимо, бросали жребий, кому идти. Когда они вновь остались одни, мужчина подошел к подносу, отметив, что помимо двухъярусного блюда со сконами и имбирным печеньем, чайника, вазочки с апельсиновым вареньем, приборов и двух чашек с блюдцами тут оказался ещё молочник с теплым молоком, который обычно ему никогда не приносили: Сильвер не терпел разбавленный чай… Сам же требовал «по-английски и на двух человек». Заразы… Поскольку именно род Кэвеллов долгое время занимал ведущие позиции при отделе, то английская подача и кухня были здесь наровне с немецкой. Не забыли. На правах хозяина кабинета мужчина бережно взял чайник со свежезаваренным и любимым им «Darjeeling» осеннего сбора и наполнил первую чашку для «гостьи».
– Понятия не имею, насколько Вы хорошо знаете Мир Живых… но там, откуда я родом, принято пить чай несколько раз в день… Сама традиция очень странная и об этом говорить можно много. Некоторые источники утверждают, что так правительство боролось с алкоголизмом, другие – что чай стал отличным лекарством для вечно простуженных из-за сырой погоды граждан, но как бы там ни было, это привычка вошла и в мою кровь. Пусть немного поздновато, но вполне допустимо  для так называемого «высокого чая», или «high tea»… Прошу, – Сильвер, как всегда, когда дело касалось культуры и традиции,  увлекся, его речь текла плавно и непринужденно, как ручей по камням. Он  пододвинул к ней чашку и наполнил следующую для себя почти до краев. – К тому же у англичан есть один неразрешимый вопрос, который раскалывает нацию на два противоборствующих и непримиримых лагеря… Это – наливать молоко в чай или чай в молоко…  Но для Вас, понимаю, ближе японские традиции, и такая дилемма излишня. Впрочем, Вы всё еще можете присоединиться к тем, кто наливает молоко в чай, – квинси искренне улыбнулся и, взяв свою чашку с блюдцем, устроился на подлокотнике кожаного дивана.

Отредактировано Silver Cavell (2018-04-24 15:49:43)

Всему миру живых, пожалуй, известно некое «безумное чаепитие» из «Алисы в стране чудес», которая делала отсылку к традиции в Англии свозить в семью, в которой ребёнок подцепил вирус rubeolla или краснухи, маленьких девочек – от  дочерей служанки до аристократки, чтобы те переболели ею в детстве и это не сказалось на потомстве… Выглядело это, мягко говоря, странно, но цель была благородная, так и в этом разговоре тет-а-тет за кружкой чая крылся куда больший смысл, чем казалось на первый взгляд. Конечно, им ещё придётся «тесно» пообщаться, но уже в других условиях. Пусть этот разговор отчасти был данью его «загулам», когда работа надоедала до отвращения: уйти и проваляться в ванной полдня теперь не получится, но хотя бы попить чаю и пофилософствовать он может, но всё-таки отчасти.
Сильвер вдыхает аромат чая, чуть прикрывает глаза и греет руку о белый фарфоровый бок чашки. Пить он никогда торопился, как и порой отвечать на вопросы… Конечно, вся полученная разведчиками информация заносилась в досье офицерского состава шинигами – начиная с их происхождения и послужного списка, заканчивая связями и привычками. Когда звёздные рыцари шли запечатывать банкаи – они знали, к кому и как подобраться. Как всегда, слава досталась им, а их отдел, выполнив свою работу, оставался в тени, но сейчас дело было совершенно не в этом. Воображение, как бы ты не пытался его задавить (а Кэвелл особо не пытался), всегда рисовало свой образ, придавая живости сухим фактам, фотографиям, отчётам. За цифрами он видел людей, переплетение судеб, страдания и радости, но всё равно даже самое тщательно собранное досье не может дать той информации, какую предоставляет личное общение. Так какой он представлял раньше её?
– Другой… Более противоречивой, стальной и холодной… - произносит он и добавляет мысленно: «менее женственной, мудрой и понимающей…» Время, видимо, как бурный поток, сглаживает острые грани камней, сбивает их, обтесывает, заставляя приспосабливаться, но при этом не меняя самой сути и сущности.
Мужчина кивает, слушая её слова о прошлых сражениях: знает. Мало осталось тех, кто пережил как войну тысячелетней, так и двухсотлетней давности, но они были, очевидцы событий, да  и документы в архиве.  Так что об этом, пусть не подробно, ему было известно. Но больше всего Сильверу хотелось бы узнать, как именно шинигами смогли переломить ход событий – и смогут ли переломить теперь. Сам он был не особо против уничтожения так мешавшего его желаниям и нормальной жизни  Рейха, который постоянно требовал от него то, чего он сам совершенно не хотел.
– Только сейчас вышло всё иначе, – наверное, его должна переполнять гордость, но этого нет, голос звучит ровно, он смотрит в кружку, надеясь, что в потемневших  глазах не видна грусть, – Квинси умеют учиться на своих ошибках…  – мужчина замолчал, решив, что лучше будет не развивать эту тему. Да, планы блицкрига, пусть не проходили через его отдел, были тщательно составлены, а сам ход битвы сыгран как по нотам. Кэвелл и его команда смогли обеспечить Рейх информацией, а всё остальное уже разрабатывалось на самом верху не без участия пресловутого Хашвальда… нашелся, гений! Уголок губ раздраженно дернулся, Сильвер решил переключиться на другую тему. Исида Урью. Это имя сейчас на слуху и на языках у всех, слишком мало времени прошло, чтобы привыкнуть к его взлёту, слишком раздутые амбиции у большинства звездных рыцарей. Всё слишком. Кэвелл не мог себе честно признаться в том, как бы относился к мальчишке, если бы не знал, чей он сын… Светлые брови сдвинулись к переносице.  – Да, верно. Исида Урью теперь с нами и…  – он подчеркнул слово «теперь», и, посчитав, что не разгласит никакую секретную информацию, озвучил: – назначен официальным наследником Его Величества. Вы общались с ним лично? – об этом у него не было сведений, но по донесениям, тот часто бывал в казармах 4-го отряда, наивно думая, что за ним не следят.  Эх, Рюкен, Рюкен… накосячил ты как с воспитанием, так и со своим нейтралитетом. Впрочем, и он вот объяснить толком не мог про английский чай, чашка с которым уютно грела руку.
– О, нет-нет, я подразумевал английские традиции чаепития, а не китайские… В Великобритании чай стали пить с середины 17 века… - он осёкся, понимая, что человек напротив живет по совсем другому времени. – Более 300 лет назад. Сначала чай стал официальным дворцовым напитком, а потом мода перешла уже и на простой народ… Даже особым распоряжением был введен так называемый «пятичасовой чай», «five-o’clock»… А вот эстетика китайско-японских традиций для меня так и осталась загадкой. Возможно, просто не встретилось настоящего мастера, а, возможно, я слишком привык к своей культуре,  – он улыбнулся, сделав небольшой глоток: за всю свою жизнь в многонациональном Рейхе предпринимались попытки приобщить его к совершенно другой манере чаепития, но как-то безуспешно. В молодости Сильвер соглашался охотно на многие эксперименты – и участие в чайной церемонии, пожалуй, было самым безобидным. Но всё равно убеждался, что нет ничего лучшего, чем свежезаваренный чай хорошего сорта. Без всего. Всякие добавки были излишне… Унохана, кажется, была с этим согласна, и ей, пожалуй, всё-таки пришлось по душе его приглашение, Сильвер откинулся немного назад, улыбнувшись снова и чувствуя себя вполне расслабленным и спокойным.

Когда переплетения нитей судеб приводит тебя к знакомству с столь масштабной и уникальной личностью, начинаешь глубже и отчетливее понимать свою роль на этой шахматной доске жизни. Кем была Ячиру в этой запутанной игре? Ферзем, способным ходить-действовать настолько всеохватно, что противостоять ему просто невозможно? Или же слоном, который бьет неожиданно по диагонали, минуя препятствия? Ладьёй, наносящей прямой удар в лоб? Сильвер склонялся к мнению, что она – Ферзь или Королева… Точнее, Чёрная Королева шинигами, если бы у них были титулы, а не звания. Чёрный король оказался слаб, Белый Император выставил ему шах и мах, а вот его верная правая рука, женщина, отмеченная величием в той же мере, что мудростью с воинственностью, всё еще продолжала жить и действовать. Как и два слона – капитаны Укитаке и Кьераку, как и ладьи – Кенпачи и Куросаки… а где-то ещё были на диво прыгучие коньки Общества душ – Маюри Куротсучи и Урахара Киске… Но пусть об этом беспокоятся другие.  Эта шахматная партия не закончена, но не в его власти. Сам же он, пожалуй, был одной из пешек, незаметной, но, тем не менее, относительно важной, возможно, во втором ряду, где было немного безопаснее, чем в первом, но от которой не ждали боевых побед и свершений. И эта позиция на самом деле Кэвелла радовала, потому что его политика была – чем меньше отсвечиваешь, тем лучше. И для него самого и для всего отдела. Простые истины выживания в Рейхе.
– Нет, что Вы… как раз наоборот, Вы скрасили эти дни одним этим чаепитием, – и это было сущей правдой, пусть да, Сильвер понимал, насколько эта женщина опасна, что он может в любой момент поплатиться – но черт возьми, как ему надоели все эти допросы, круговорот дел, от которого чувствуешь марионеткой, которую дергают за ниточки! – Вы забываете – я могу увидеть Вас такой, какой Вы были в любой момент Вашей жизни…  Но мне нравится то общение, что есть сейчас.
Во всяком случае, в теории его возможности позволяли это сделать, а остальное – вопрос техники. Мужчина тактично отводит глаза в сторону, видя, как мрачная тень легла на бледное лицо женщины. Он сделал несколько небольших глотков, чувствуя, что начинает согреваться, а по крови заструилось тепло. Не нужно быть великим психологом, чтобы понять эту скорбь и грусть, после чего тихо роняет в ответ:
  – Да. Вы живы. И мы живы.
Чёрные против белых… Белые против черных…. Страшная игра, в которой пешка порой может и сама прорваться в Ферзи, если приложит для этого достаточно усилий… или же если рука незримого мастера сделает все для этого… Исида Урью…
– Что ж,  об этом мы не знали, но это знакомство, пожалуй, не будет для Вас пагубным, но и выгоды от него не ждите.
Что бы сказала большая часть Рейха, узнав, с кем дружил этот мальчишка? Вряд ли бы эта информация прибавила новоявленному наследнику очков популярности. И так хватало шепотков, что Его Величество сошел с ума, де «совсем старик с катушек полетел». Произносилось это с негодованием, испугом и оглядыванием за спину. Будь бы Кэвелл меньше занят и будь в нем больше желания выслужиться – то нагреб в свои закрома с сотню «предателей», посмевших запятнать честь Императора – и  никто ему бы и слова не пикнул: послушный цепной пёс. Но Сильвер делал вид, что ничего не слышал, что не читал этого по чужим губам, что не видел округленные глаза сотрудников, в которых разом разливался испуг, стоило ему по своей привычке войти без стука в помещение, как он привык.
Мужчина с удовольствием отвлекся на тему чая, слушая рассказ, в котором каждое слово было пропущено через сердце. Сомнений не было – перед ним ценитель. Да, он понимал, что это – тоже искусство, которое он так любил в любом проявлении. Не всегда художественный вкус или тонкость восприятия этого мира выражается в умелом мазке художника, гармоничном слиянии звуков симфонии композитора, врезающегося в сердце, как взмахом клинка, слове писателя или поэта… Порой  и в лёгком, отточенном движении кисти руки человека, разливающего чай,  умеющего точно уловить время его заваривания, прочувствовать все волшебство превращения листьев в великолепный напиток было ни чуть не меньше искусства.
– Вы с таким удовольствием об этом рассказываете, что мне захотелось дать еще один шанс китайской церемонии вовлечь меня…. Но, полагаю, что тут многое зависит от умения мастера. Вы бы приготовили чай для меня?  - поинтересовался он, и, заметив, что её кружка опустошена, поставил свою на край стола и посмотрел на женщину.  – Ещё чаю? Вы так и не попробовали печенье… оно с имбирем, не знаю, понравится ли Вы такое,  – предложил он, решив довести разговор до конца, а лишь потом уже перейти к неприятным обязанностям, от которых ни ему, ни ей уже не сбежать. – Только не говорите, что хотите побыстрее перейти к «допросу». Конечно, я буду удивлен, поскольку на моей памяти ещё не встречалось ни одного человека, который бы хотел приблизить этот миг… Но я и сам… признаюсь, не особо горю желанием  начать эту «работу»… – признался он, засмеявшись – негромко, искренне, немного откинувшись назад, свободная рука скользнула в волосы, убирая с лица длинноватые пряди, неприятно щекотавшие кожу.  – Но я не надеюсь, что Вы расскажете нам добровольно как попасть в Измерение короля. А это значит, что нас ждет впереди еще и много часов общения…

Отредактировано Silver Cavell (2018-05-06 12:23:51)

Аромат чая, передающего свое тепло тонкому фарфору, привычная обстановка собственного кабинета – все хорошо знакомо, всё вводит в некое медитативное состояние и совсем не трудно выступить в роли дружелюбного хозяина: «Ещё чаю? Извольте, мне не трудно, что Вы»… Как это просто, понятно… и необычно. Словно картинка из какого-то старого доброго английского фильма, снятого на чёрно-белую пленку. Вот только жизнь обычно далека от идиллии. Кабинет – не его дом, а Унохана – не его гостья, но что ж, пусть пока так. Если подумать, то это чаепитие куда более интересное, чем большинство прочих. Сильвер помнил те небольшие церемонии, которые проходили в одном из их поместий в Кентберри в детстве. Вот только… зачастую он был один в окружении слуг. Андрос предпочитал пить чай в кабинете или же на работе, складывалось впечатление, что просто подальше от него… С «семьей» получалось редко, пусть его «жена» и не была англичанкой, но ей пришлось перенять эти манеры и традиции,  пришлось послушно следовать его указаниям по воспитанию сына, впрочем, разговоры за столом велись обо всякой ерунде и хоть на некое время давали им всем почувствовать некую атмосферу общности. А друзья… Много ли их осталось? Настоящих, не загубленных его службой и происхождением? Вопрос, на который не стоит отвечать даже себе.
Кэвелл ставит свою кружку на край стола, легко поднимается и не без мастерства и некого изящества наполняет еще одну кружку. В чайнике, осталось, пожалуй на ещё одну, но он знает, что себе добавки он точно не потребует.  После этого он возвращается на место и устраивается с видом, как будто ничего не сделал. Действительно, просто всего лишь дружелюбный хозяин. Ячиру не отказывается от угощений… Ещё бы, после боя большая потеря духовной силы бьет по организму ничуть не меньше, чем для обычного человека обширная потеря крови. Он понимает, как точит и грызёт голод, сам много раз чувствовал подобное и уж точно не желает измываться, используя свое положение. Ничего, пусть восстанавливает реяцу – цепи не дадут её применить, а силы будут нужны им обоим.
Мужчина делает ещё глоток… чай – такой напиток, который постоянно меняется, ни один глоток никогда не будет поход на другой. Первый глоток –обжигающая волна жара, которая прокатывается по телу, согревая, но вкус почти не чувствуется, рецепторы языка не готовы к такому, как армия к внезапной атаке – лишь бы быстрее прошла и всё, проглатывай, идиот, а то нас спалишь! Второй уже они встречают в полной боевой готовности, вот тут уже чувствуется и легкая горечь, и терпкость… но по-настоящему вкус раскрывается уже к третьему-четвертому глотку, когда температура чая понижается, а сам он с каждой минутой становится всё насыщеннее.
Сильвер ловит взгляд женщины, слушает её с не меньшим вниманием, чем увлекательную лекцию про творчество любимого художника и задумывается о словах… Мастер чая предстает этаким мудрецом, старцем, гуру, всезнающим и всепонимающим, способным направить мысли в нужное русло и избавить от некоторых проблем… Хотелось ли ему такого? Он привык решать проблемы сам, но… не мог исключить, что бывают случаи, когда так нужно чьё-то умелое руководство и верное направление. Но тут же приходит осознание ключевого различия двух церемоний, которые он после некоторой задумчивости озвучивает:
– Никогда об этом не задумывался и не могу сказать за всех, но мое чаепитие, пожалуй, – это некая возможность побыть наедине с самим собой и своими мыслями, а то, о чём рассказываете Вы, конечно, если не брать в расчёт просто чай ради чая, то это скорее возможность соприкоснуться своим миром с другим… – лёгкая улыбка касается губ Сильвера, – Да, доверил бы… – он делает паузу, потом на ум приходит шутка, возникшая ещё с его жизненных «университетов». Кэвелл не знает, стоит ли её озвучивать, тем более что чувство юмора англичан всегда было специфичным, но потом решается: – Поверьте, после того обучения, что я прошел, отравить меня практически невозможно.
Ответа на вопрос об измерении не прозвучало, да и Сильвер не был настолько наивным, чтобы ждать его. По сути, он был риторическим, и о деле до специальной комнаты, пожалуй, вообще вспоминать нет смысла… Ячиру помрачнела, уходя в свои мысли, а Кэвелл, которого наполнила приятная медитативная расслабленность, сделал несколько небольших глотков чая, наслаждаясь его раскрывшимся вкусом.  Что ж, с этим он будет разбираться потом. Это всё не имеет значения. Он поднимает взгляд на её вопрос и смотрит спокойно и прямо:
– А разве у всего, госпожа Унохана, должна быть причина? Иногда я предпочитаю просто поддаваться желаниям сердца, пусть это и идёт порой вразрез с требованиями ума. Он, как я могу судить, до добра часто не доводит. Вы так не считаете?

Лёгкая улыбка на тонких губах почти стала усмешкой, но Сильвер сдерживается, откидывается назад и смотрит спокойно и прямо. Ему хочется смеяться – о, да, эта женщина полна сюрпризов и умеет смотреть в суть! Но вот он-то как раз не обязан отвечать на её вопросы или развеивать подозрения.
– Возможно, причины есть, а возможно и нет… Считайте как хотите, но я неплохо провёл время и отдохнул… – Сильвер взбалтывает кружку в руке, зная, что горечь оседает на самое дно, пусть уж лучше разольется по всей жидкости,  хотя обычно он просто не допивает. После чего делает небольшой глоток. Взгляд меняется, становится сосредоточенным и серьёзным.
«Что ж. Предпочитаете определенность затянутой неизвестности, госпожа Унохана? Пусть».
Причина первая – ему был нужен отдых, чтобы немного восстановить собственную реяцу после последних допросов.
Причина вторая – оценка «объекта, интуитивное прощупывание вслепую, попытка понять, чем и как живёт эта шинигами - всё это не менее важный психологический аспект его работы.
Причина третья – небольшое восстановление сил «объекта», потому что процесс чтения памяти затратный для обоих, только своими ресурсами ему не справиться.
Причина четвёртая – преодоление собственных страхов – не только простым пониманием, что досье и шинигами перед ним – ни одно и тоже, а страха того, что с таким объемом данных он ещё никогда не сталкивался. Выслушав её слова, Сильвер произнёс:
– Вы считаете, что доверять сердце чужеродному влиянию и сознанию – правильно? Пусть я не до конца понимаю, как именно изготовлены духовные мечи, но я знаю, что они имеют собственную волю, и могу сказать точно – от того, что её нет Ваше сердце… как и память, никуда не делись, – вопрос, был конечно, интересный, но вне компетенции его отдела. Как Кэвелл подозревал, ученые старательно поработали как над украденными болванками, так и зампакто, которые имели шикай, иначе бы вряд ли могли запечатать их. Когда Сильвер стал изучать отчёты, рапорты и фотографии книг-инструкции о том, как шинигами достигают своей силы, то… почувствовал непреодолимое отвращение – он не понимал, как это что-то неясной природы можно впустить себя, довериться, открыться, да еще и терпеть разного рода издевательства. Для него подобное оружие, которое сращивалось по сути с душой носителя, представляя нечто большее, чем просто инструмент в руке был преступлением против личности. Кровь Его Величества, конечно, был тоже вариант страшный, но хотя бы через этот обряд заставляли проходить далеко не всех.
– Что ж, раз Вы готовы – то пойдемте. Плащ можете оставить себе… – чашка вернулась на блюдце, тихо звякнув, мужчина поднялся, глубоко вздохнул, хотелось потянуться, но воспитание не позволило. Он отошёл к своему столу,  доставая белую ленту, быстро собрал волосы, сплетая их в косу. Длинные серебряные пряди не только мешали ему во время «допросов», ниспадая вниз, но и могли стать чьим-то трофеем. Такого он допустить не мог.
Из радушного хозяина он быстро перешел в режим начальника отдела безопасности. Стоило ли ценить жизнь пленных? По мнению Сильвера, стоило. Он не придерживался политики издевательств, постоянных пыток и унижений, во всяком случае, больше, чем того было необходимо. Его способности это позволяли.
– Экскурсию, конечно же, проводить не будем. Но завтра после первого «общения» обязательно увидимся, госпожа Унохана. Вы правы, ваша гибель и для нас будет слишком большой потерей… и Вашу участь решит Император, так что давайте просто каждый сделает то, чего от него требует его положение. Вы пойдете следом… – он машинально проверил наличие аптечки, скрытой под полой форменной куртки, прикидывая, хватит ли у него препаратов, пожалуй да, но завтра определенно нужно сделать новый заказ. Потом открыл дверь,  – За мной, – это было адресовано охране от Хашвальта. Ближайшая подходящая для него допросная была на втором уровне, внизу. Белая квадратная комната освещенная мягким рассеянным светом на потолке, в которую можно попасть только через одну дверь, никаких окон не имела. Кровать, напоминающая больничные, с фиксатором для конечностей и головы, стол в углу, к которому Сильвер сразу же отошёл, и стул – для него за изголовьем кровати «объекта». По дороге он кивнул своим ассистентом, чтобы те приступали к подготовке и уже больше не проронил ни слова, пока подчинённые (и какого чёрта вы все такие бледные?!!), объясняли Унохане то, что ей нужно сделать.
Сам Кэвелл занялся аптечкой, снимая с нее печать и думая о том, как рассчитать дозу. Этот препарат сегодня он уже вкалывал. Два раза. Ни-хре-на он ещё не вывелся…только период полураспада пошёл, но помощи уже от такой дозировки ноль целых шиш десятых. Особенно учитывая, что ему предстоит. Пусть заход только пробный, но одинарная доза тут вряд ли поможет – прорваться за события первых дней и у обычных людей с сильной волей бывает непросто, а сейчас… Сильвер, хмыкая, набирает полтора кубика, потом спускает воздух, добирает до двух, проверяя на свет. Пусть отлеживаться придется дольше положенного, но ему нужна уверенность в том, что он справится… Но имеет ли он право надолго выпадать из строя?  Слишком многое от него зависит – и опустошает второй мл  на ¼ - это его сомнения, 0, 25 % его беспокойства. Очередной укол… Если так пойдет дальше – есть смысл вообще задуматься о внутривенном кататере. Вот только начальство мало интересует его собственное здоровье, ему нужен результат… Пока Сильвер останавливает собственную кровь – перед глазами появляется досье, раскрытое на параметрах «объекта». Теперь дело за малым – рассчитать дозу для неё. К своей аптечке он никого не пускает – всем давно известно, что даже попытку прикоснуться к самой коробке Кэвелл не прощает и оценивает как преступление. С шинигами всё очень странно, а с шинигами – медиком – ещё и опасно состязаться.
– Что ж,  госпожа Унохана, приступим… просто расслабьтесь, думать за Вас сейчас буду я, – он передает шприц другому ассистенту, закрывает аптечку и убирает её на место.  Только потом усаживается на высокий стул, больше напоминающий барный. Он чувствует на своем плече руку одного из своих верных помощников – Марк, как и всегда, понимает, когда это необходимо, и не протестует. Собственные тонкие пальцы находят нужные точки на голове женщины, средние прикасаются к вискам – сначала легко, проверяя, отыскивая, потом уже с нажимом, Сильвер закрывает глаза, отсчитывает про себя время, сосредотачиваясь и, наконец-то, подключаясь к чужим духовным потокам…

Отредактировано Silver Cavell (2018-05-19 13:23:29)

Погружение в чужую память… О, как сначала это звучало увлекательно! Ещё мальчишкой, когда он узнал о том, чем занимается отец, и что это уникальная техника, доступная только в их роду, молодому Кэвеллу не терпелось побыстрее овладеть ею, чтобы… что? Увидеть, что скрыто в голове других? Какая чепуха... Идеалист Сильвер думал, что таким образом можно постичь много прекрасного, лучше понять людей, их мысли, чувства, переживания... Он часто ловил себя на мысли, любуясь репродукциями картин, что много бы отдал за то, чтобы узнать, как именно создавался этот шедевр, взглянуть хоть одним глазком на скрытый мир… Но… реальность, как всегда, оказалась жестока. И куда там каким-то психологическим триллерам и драмам, претендующим на раскрытие тайной сущности человека! Поэтому фильмы Сильвер перестал смотреть ещё лет 20 назад. Мало того, что они напоминали чьи-то воспоминания, а от работы в свободное время хотелось отдохнуть вдвойне, так ещё и казались надуманной и фальшивой ерундой, потому что сыграть и пережить – далеко не одно и тоже.
Практически в той же степени, в какой он жаждал применения своей силе после знакомства тонкостями и особенностями работы он стал испытывать сначала презрение, потом отвращение, переросшее в равнодушие порой смешанное пополам с брезгливостью. Что поделать, удивительных людей искусства на горизонте не наблюдалось, с гениями его судьба не сводила, а вот со всякой банальностью, мерзостью, отребьем и извращенцами – да буквально пачками, только бери и укладывай в штабеля для последующего сожжения. В лучших традициях некоторых добропорядочных английских семеек знати,  в которой все на первый взгляд чинно-мирно, а на деле любимая дочка спит с трубочистом, а сынок балуется травкой с проститутками, а сам благородный лорд, глава и опора, спускает деньги в казино…
За все время своей работы Сильвер твердо усвоил одно: пока не знаешь всю подноготную – о людях думаешь в разы лучше. Да и собственная память вряд ли бы стала для кого-то образцом того, как следует поступать… Во всяком случае, уж точно не хотел бы, чтобы сын шёл тем же путём – а это уже показатель. Так что нагло вторгаясь в чужую жизнь, он предпочитал скрывать полностью свою. И да, пусть он действовал с большим изяществом, чем солдат, разгуливающий в грязных ботинках по цветочному лугу, но в тоже время с моральной точки зрения прекрасно понимал, чем является этот его «дар».
На этот раз погружение в чужую память вышло замедленным, словно Сильвер пытался прорваться сквозь паутину и сети. Он прекрасно знал что будет «точкой отсчета», но всё равно никак не мог ухватить среди разрозненного потока образов себя и что-то более-менее устойчивое. Он видел мелькавшие лица квинси-шинигами-шинигами-квинси, бело-чёрное, до ряби в глазах, чувствовал непреодолимое желание убивать, но всё проносилось как в калейдоскопе… Словно у пульта села батарейка и кнопка «пауза» никак не срабатывала. Следом накрыло возмущением, болью и переживаниями из-за зампакто и погибшего Общества душ… Всё это стало металось и кружилось вокруг подобно сухим листьям, поднятых вверх словно ураганом… Но видимо препарат начал действовать – и сознание шинигами успокоилось. Сильвер оказался в своем кабинете, остановил момент и перевел дух, ради интереса посмотрев на себя со стороны. От этого он никогда не мог удержаться. Дело было не только в самолюбовании, ему хотелось знать, насколько естественным выглядит его поза и поведение, сумел ли он сохранить лицо – такие моменты может для кого-то другого были ерундой, но Кэвелл понимал всю ответственность своего положения – в том числе и в таком общении. Оценив себя на твёрдую четвёрку он переместился дальше, в кабинет Хашвальта, даже ради разнообразия не поиздевавшись над бледно-зелёным грандмастером.

Общение двух Кенпачи и разговор с Кьераку Шунсуем представлял куда больше интереса. Кэвелл решил, что это будет его предел на сегодня, стоит только подробно посмотреть… Силы оставалось достаточно,  поэтому мужчина принял решение пересмотреть сражение ещё раз, с самого начала (Баззу уже было адресовано мысленно сотни комплиментов, один лучше другого). Ему хотелось разобраться, в чём заключалась боевая мощь Уноханы Рецу. Банкай этой женщины был скрыт все эти годы, а теперь… О, да, кое-кто получил очень мощное оружие в свои руки… На тонких губах появилась усмешка. Он не хотел пропустить ничего из этого безжалостного поединка – когда ещё увидишь подобное?..
Сильвер чуть сузил глаза, почувствовав  чужое вторжение – хотя можно ли считать вторжением сознание того, кто был владельцем памяти? Но Кэвелл не собирался обсуждать этические стороны вопроса. Хозяином положения здесь, как и в кабинете, был он, поэтому только чуть сильнее сжал правой рукой левое предплечье – обычная его поза для наблюдений со скрещенными на груди руками, да чуть поджал губы. Собственно, это было не «тело», но его сознание... А внешность – всего лишь образ, созданный много лет назад: моложе, чем сейчас, всегда с распущенными волосами и в белой рубашке с такого же цвета классическими брюками – одежда, которую никто бы ему в Рейхе не позволил носить, но которую было так приятно порой на себе видеть.
– Я подозревал, что Ваша сильная воля может стать проблемой… – произнёс Сильвер, не отводя взгляда от развернувшегося сражения штернриттеров против двух Кенпачи, но исход, конечно, он уже знал. – Саморазрушение и регенерация… Всё равно что олицетворение Хаоса и Порядка… Вы сотканы из противоречий, госпожа Унохана, – он немного помолчал, поделившись своими мыслями, потом продолжил, – У Вас запредельные возможности. На первый взгляд, – всё-таки, что было известно Сильверу далеко не по слухам, многие звёздные рыцари обладали настолько уникальными и жуткими техниками, что шинигами и не снилось. Той же дивной мадемуазель Жизель, пожалуй, было что ей противопоставить.  – Зачем Вам его имя? Мне не трудно ответить на этот вопрос, но у меня тоже есть свой интерес. Можете сказать, какой смысл в момент, когда идёт война с квинси, желать сражения друг с другом? Не проще ли было направить эту агрессию в другое русло? 

Отредактировано Silver Cavell (2018-05-25 15:10:25)