Если бы у рыб была бы шерсть, в ней непременно водились бы блохи!
А если бы у Джеймса Рассела присутствовала хоть малая толика здравого смысла, он не покидал бы своей комнаты без веской на то причины. Ведь известно же, что  самое опасное дело – выходить за порог. Стоит сделать шаг – и вот ты уже стоишь, дурак дураком, посередь коридора, а трещина в штукатурке призывно скалится на тебя чернотой не то  добропорядочного шатенберайха, не то  неположенной приличным квинси гарганты. И за чернотой непременно ждут неприятности – а что еще может быть там, в темноте? – и вариант никуда не идти уже отброшен, еще до рассмотрения, ведь нельзя не идти, если тебя уже ждут.
Шаг – и чернота закружила, отнимая последние проблески сознания – да были ли они?
Серо-черное небо раскрылось, как ореховая скорлупа, высыпалось под ноги рыхлим искристым песком.
Текучим, как само время.
Рассел казался разноцветной кляксой, по чьей-то небрежности попавшей на монохромный – серый-белый-черный – пейзаж самой бескрайней пустыни во всех мирах.
Он стоял на вершине пологого холма, утопая по колено в песке, и изумленно таращился в небо, на острый серп ущербной луны, как будто видел его впервые в жизни.
Ветер вздымал песок, закручивая его в маленькие смерчики, уносящиеся куда-то к невидимому горизонту.
В его вое чудился голос, монотонно напевающий что-то.
Рассел тряхнул головой, прогоняя оцепенение.
Оглянулся – уже осмысленно, невнятно выругался.
- Уэко Мундо. – Констатировал вслух. Он вовсе не был в этом уверен. Впрочем, после произошедшего он не был уверен уже ни в чем – даже в том, что стоящая столбиком на его плече и издающая свистящие звуки дырявая ящерка размером с мизинец, не является Императрицей пресловутого Уэко Мундо.
Ящерка тем временем скользнула за шиворот, царапнула коготками кожу предплечья, и выбравшись из рукава, свернулась вокруг указательного пальца.
Рассел укоризненно глянул на тварюшку:
- Твоих рук дело? - Ящерка не шевелилась, застыв, будто причудливое украшение. - Ну и черт с тобой. - Рассел досадливо взмахнул рукой. - Жрать захочешь - развернешься.
Стоило, наверное, принять какие-то меры по возвращению в Сильберн – находиться здесь у штернриттера «R» не было никакого резона.
Вместо этого Рассел  медленно, с трудом вытягивая из песка ноги в растоптанных кроссовках, начал спускаться в ложбину между барханов. Ущербная луна насмешливо маячила за спиной, и  Рассел мог видеть свою кривую размытую тень прямо перед собой.

Это оказалось очень поглощающим занятием - переставлять собственные ноги. Медленно, размеренно - так под действием ветра передвигаются барханы в настоящих, земных, пустынях.
Сейчас окружающее не было похоже на отбившиеся от рук эскизы Сальвадора Дали, которые Уэко Мундо так любило показывать им на протяжении бессмысленных поисков не погибавшего Опье.
Ни темноты и утробного гула Леса Меносов, ни припорошенного песком желтого кирпича разрушенной дороги, ни круглых башен у горизонта.
Ни собственно, горизонта, если уж на то пошло - только белесые склоны пологих холмов
Песок поехал под ногой и Рассел неловко упал набок.
Перекатился на спину.
Полежал, таращась в слепое беззвездное небо.
Более неприятного зрелища он, пожалуй еще не видел. Разве что когда смотрел в  отливающие магменно-красным глаза Императора Бах.
Пр мысли об Императоре где-то в груди - ну, во всяком случае, Рассел считал, что его душа находится где-то в районе сердца - тоскливо шевельнулась литера.
И тут же высоким голосом застрекотала ящерка, выпроставшаяся из кармана.
Рассел успокаивающе прикрыл зверушку - и литеру под сердцем - шершавой ладонью.
Все, все, уймитесь. Никто никуда не смотрит, и мыслей никаких нет.
В это же момент он ощутил чье-то присутствие.
Как  будто окружающий песок шепнул:
Ты не один.
Ох, чувак, я б сказал тебе спасибо, - выдохнул Рассел, - только не знаю, радоваться этому факту или огорчаться, - впрочем, независимо от того, какие эмоции он, Рассел, намеревался испытывать, зарываться в песок он не умел, а значит, встречи не избежать.
Поднявшись, Рассел принюхался зачем-то, и решив, что чужак находится где-то справа от него, повернулся и поковылял в направлении встречи.
Чему быть - того не миновать, а в число людей, бесконечно оттягивающих неизбежное, он не входил.

Ветер подталкивает в спину.
Песок течет под ногами, будто не до конца определившаяся в своих намерениях вода.  Каждый шаг стоит усилий – вынуть ногу из сыпучего песка, шагнуть, вытянуть вторую, постаравшись не оставить  в его толще кроссовок.  Повторять до победного – или не очень, как повезет – конца.
Повторять не получается – неожиданно рыхлый песок сменяется чем-то, похожим на плавленое стекло, хрустит под ногами.
Хруст кажется оглушающее громким.

Впрочем, Рассел не сомневался, что, даже если он перестанет дышать, чтоб не нарушать тишины, о его присутствии узнает каждый заинтересованный в этом – читай: достаточно злой и голодный – обитатель Пустыни.
Поэтому он лишь прибавил шагу – благо по стеклянной крошке идти было в разы легче.
Ящерка в кармане завозилась, царапая кожу коготками, выбралась на плечо,  и, тихонько посвистывая – кажется, или тварюшка подпевает ветру? – встала столбиком, смотря вперед.
Впереди отчетливо пахло схваткой. Впрочем, похоже было, что все уже закончено, и придется иметь дело лишь с победителем. Если он есть.
Ну, хоть не придется выбирать сторону – грустно усмехнулся Рассел. – А то порядком надоело это развлечение. Тем более, что, похоже, выбирать правильно  - не самая сильная моя способность.
Победитель был - вглядевшись - все-таки в сумрачной монохромности Пустыни рассмотреть что-либо было не так просто,  - Рассел увидел, что над начинающим таять голубими искрами  телом кто-то сидит. Сидевший не оборачивается - будто заведомо знает о том, что Рассел не станет нападать.
Или демонстрируя собственные мирные намерения.
Или просто не имея сил обернуться – кто знает, во что ему обошлась победа?
Впрочем, едва Рассел успевает додумать последнюю мысль, как знакомый голос произносит:
- Я рад нашей встрече, Нийол Хон-Иэту.
Рассел от неожиданности смеется, с удивлением обнаруживая что он тоже рад этой встрече. По-настоящему. Как будто они с Вороном были старыми приятелями.
- Ты знаешь, я, похоже, тоже.  Ты сражался с кем-то из наших? Или из ваших? – тонкости принадлежности поверженного противника Риньери Мураты совершенно не волнуют маленькую спутницу Рассела – шлепнувшись на песок, ящерка торопливо струится к телу, быстро-быстро слизывая тающие капельки рейши.
Рассел делает удерживающее движение, останавливается на полужесте.  Какого собственно, меноса? У него, Рассела, есть проблемы посерьезнее, чем вопрос этичности способа питания мелких пустых!
Он пристально смотрит на Риньери, отмечая несколько потрепанный его вид.
- Тебе, может быть, нужна помощь? – О боги, существующие и придуманные, вы только посмотрите на это – заходится хохотом внутренний голос – Джеймс Рассел, несостоявшийся штернриттер, друг и спаситель малознакомых арранкаров!
Ящерка, прервав свою трапезу, оглядывается на Рассела. В бусинках черных глаз читается явное одобрение.

Судя по голосу, ни в какой помощи Риньери не нуждается, и это, скорее, хорошо – никакие шаманы никогда не учили Рассела оказывать первую помощь неведомой потусторонней хтони, каковой, по сути, и  являются обитатели Пустыни для нормального человека.
ВпрочеМ, сам Рассел, по меркам нормальных – тоже та еще хтонь.  Аккурат  с тех самых пор, как сумел собрать из духовных частиц точную копию боевого лука Дакота.
Красивую, между прочим. С перьями и иными приметами роскоши.
Но вот не всякая хтонь хтони товарищ, как показывается практика.
- И да, и нет… - произносит  Пустой, обтаивая до привычного Расселу облика, и до того только сейчас доходит, что  опознал он знакомца по реяцу – иными словами «по запаху»,  - а не по внешности.
Дело похоже, приобретает отчетливый запах керосина. Этак недолго и вовсе мутировать.
- Не обманись   униформой.
То, что существо, как выразился Риньери, было Пустым, не вызывало у Рассела никаких сомнений. Впрочем, где-то в  глубине своей покорябанной Литерой души Рассел начинал понимать, что, даже будь оно лично Тюремщиком – которого большинство квинси не жаловали, считая его фанатичную жестокость по меньшей мере излишней, - то и тут он вряд ли испытал какие-либо эмоции.
Эмпатия не была чужда Расселу. Вот только эмпатия – чувство, которое испытывают к себе подобным.
Тюремщик явно в их число не входил.
Равно как и этот злосчастный Пустой, вместо победного марша под флагом победителей получивший уникальную возможность стать пропитанием для более сильных.
Осталось разобраться, кто же входит в этот узкий, безо всякого сомнения, круг - хмыкнул внутренний голос.
Рассел проследил глазами взмах меча Риньери, понимающе кивнул. Но взгляд все-таки отвел. Признавая за Риньери право питаться чем угодно, он все-таки не находил приятным зрелище этой трапезы.
Тот продолжал беседу как ни в чем ни бывало:
- что же привело тебя в эту мертвую пустошь?
Хороший вопрос, конечно. Еще бы знать на него ответ.
-  Если я скажу, что само так получилось, ты мне поверишь? – усмехнулся Рассел.
- А в качестве пропавшего мудня, похоже, на сей раз буду выступать я. Правда, я не уверен, что меня пойдут искать.
Воображение услужливо высветило картинку перед глазами – Сумрак. Белые стены. Золотыце искры. Ящерка перетекает в ладони, как расплавленный металл, принимая форму клинка.
Бывший Примера Эспада смотрит недоверчиво, делает шаг навстречу клинку, Рассел будто со стороны наблюдает, как клинок в его руке входит в плоть васталорда.
Чуть ниже и левее дыры пустого.
Кровь, выплеснувшаяся на руку, красная и теплая.
Такая же, как у него самого.
А сам васталорд рассыпается маревом серебристо-голубых искр, впрочем, и они стремительно тают.
Рассел смотрит на свою руку, в которой нет никакого клинка - лишь на краю ладони сидит, свесив хвост, дырявая ящерка, деловито подбирая гибким язычком капли стремительно остывающей крови.
Рассел задумался на мгновение, продолжил:
- Хотя, может быть, и пойдут. Зависит от того, насколько  им – нам – был нужен Старк. Знаешь, - он понизил голос до заговорщицкого шепота, - я не уверен, что хотел бы, чтоб меня нашли. – Под сердцем знобко кольнуло.
Литера,  похоже, имела собственный взгляд на происходящее, не обязательно совпадающий с взглядом носителя.
-  Но и подставлять кого-то я тоже бы не хотел, поэтому, возможно, нам стоит разойтись в стороны.
Тут его дернули за край джинсы. Требовательно и резко – мол, не неси чуши.
Рассел вздохнул, наклонился, подставляя ладонь потяжелевшей и почему-то потеплевшей ящерке. 
Та вцепилась коготками в палец и тонко, почти неразличимо засвистела, будто пытаясь обратить внимание расслабившихся собеседников на что-то.
И только сейчас Рассел заметил, что стих ветер.
Совсем.

Рассел вздохнул, по-прежнему отводя глаза от трапезы Риньери.
Верит он…
- И вот этой мелкой поганки, поселившейся у меня за шиворотом, достаточно, чтоб считаться порядочным человеком? – он  демонстративно продемонстрировал копошащуюся на ладони ящерку. Та цвиркнула – чего, мол, тебе непонятно?
Непонятно было все. Что ж, говорят, при преодолении реки вплавь самое верное – не бороться с течением, позволяя ему нести себя, лишь подгребая к нужному берегу.
А значит, будем подгребать.
Рассел всегда считал, что честность – лучшая политика.
- Клинком она станет, - спокойно сообщил он, вспоминая участь злосчастного васталорда. – А потом опять Ящерой. – он произнес это «Ящерой» так, что показалось – это имя. – Маленкий клинок.
Живой и с характером.
Речь Риньери проникновенна. Где там тому шаману, который когда-то – по ощущению, миллион лет назад -  рассказывал о гордости и долге квинси. Ничуть не смущаясь «минимализмом» трущоб Фриско и марширующими по столу тараканами.
На губах померещился солоноватый вкус причащения к миру Звездных Рыцарей.
Рассел облизнул губы – наверное, сам сейчас похож на ящерицу:
- Место не должно оставаться пустым – боги, реальные и нереальные, Нийол, что ты несешь? – даже если это место Пустого. Я не знаю, почему я пришел сюда. Может быть, за последнее время Пустыню покинули слишком многие, чтобы могло сохраняться равновесие.
Ящера присвистнула, будто впечатленная произнесенным, и победно оскалилась, приподняв головенку.
Рассел вздохнул.
- Да черт его знает, как так сложилось. Возможно, все дело действительно в этом вашем ветре запредельном.
Возможно, меня искусали меносы в лесу.
Возможно, я поехал крышей, и лежу себе тихонечко в психушечке, а ты и это все великолепие – Рассел обвел рукой вокруг – мне снитесь.
Я не имею понятия о том, как все это работает! – песок вздыбился волнами, волны побежали в стороны, как круги на воде.
- Что за черт??? – Вскрикнул Рассел, махнул руками, едва удерживая равновесие.
Песок шевелился всеми песчинками - по-другому происходящее был не описать. Останки незадачливого перебежчика обманчиво-медленно погрузились в песчаное марево.
- Сдается мне, продолжить беседу можно и на том холмике! – он схватил Риньери за руку, совершенно не обращая уже внимание, что именно в этой руке тот держит свой незавершенный перекус, и дернул по направлению к ближайшей возвышенности, срываясь в херинкъяку.
Впрочем, почему-то  в данный момент времени эта техника больше напоминала сонидо арранкар.
Да и черт с ней.
Главное, быстро.

Отредактировано Jemes Rassel (2023-02-21 10:22:49)

Под ногами утробно чавкнуло, сминая бархан и обдавая спину почему-то горячей песчаной взвесью.
-  Старайся не наступать на песок, – крикнул ветер, унося Риньери прочь от шевелящейся поверхности Пустыни. Еще бы знать, на что наступать?  - пронеслось в голове, а Ветер уже бил в лицо, трепал волосы, пах полынью и сухой промороженной ноябрьской прерией, ложась под ноги звонкой тропою сонидо.
То есть, херинкъяку, конечно же. Квинси он или  где, в конце концов?
Похоже, именно с этим и предстоит разобраться в самое ближайшее время.
Если таковое вообще присутствует в этих местах.
В чем я лично начинаю очень серьезно сомневаться…
Перед Расселом, как лист перед травой – что бы это ни значило – замаячили дымчатые прихотливые изгибы кварцевых скал. Над скалами плыло небо, проем между ними дышал мраком, в воздухе пахло прелыми листьями – он привычно удивился, откуда здесь этот запах, – и немного сигаретным дымом.
На припорошенных песком камнях четко виднелись следы. Следы тяжелых ботинок и растоптанных кроссовок. Впрочем, через пару десятков метров следы терялись в  туманном мареве песчаной взвеси.
Расселу не  было нужды примерять к следам свою обувь.
И так все ясно.
Даже запах еще не выветрился – они только что покинули это место.
Паучье чрево.
Один из выходов из Леса.
И входов в него.
И еще небо знает куда.
- Риньери?
Рассел вдруг вспомнил, что он не один. Если только Ветер не решил, что у Риньери Мураты есть какая-то своя точка возврата, которую тот должен увидеть, то он тоже должен быть здесь.
Хотя бы для того, чтобы Рассел мог ответить ему все-таки, что такое пресловутый порядочный человек.
По крайней мере, чувства говорили Расселу, что его спутник где-то рядом.
А пока Рассел с усмешкой наблюдал отражения в мареве черного кварца: растрепанный смуглый квинси  протягивает флягу васталорду, чье лицо наполовину скрывает костяная маска.
Это и есть тот момент, когда его, Рассела жизнь в очередной раз перевернулась с ног на голову и забултыхала в воздухе растоптанными кроссовками?
Видит небо, сейчас бы он поступил точно так же.
Пошарив в карманах, он вытащил из правого мятую пачку сигарет, из левого – ослепительно белую ящерку, вертящую головенкой во все стороны сразу.
Ящерка вывернулась, прыгнула на кварцевый уступ, ткнулась мордочкой в маревное отражение былого.
Деловито скользнула по уступу вниз, периодически ощупывая камень язычком.
Плюхнулась на песок, хлестнула хвостом туда-сюда, разметая пыль.
Тропа была сложена камнем. Желтым и голубоватым одновременно, похожим на полупрозрачный янтарь.
Точно таким Рассел представлял себя янтарин спутников Владиславы.
Точно такой же уже встречался ему здесь. Вернее – Рассел задумчиво затер ногой собственные следы – встретится. Если все пойдет как положено.
- Риньери! –он позвал вслух, почему-то уверенный, что здесь, у Паучьего чрева, он в безопасности. Ящерка вдруг оттолкнулась, одним прыжком оказалась на плече Рассела, заперебирала лапками, ввинчиваясь под воротник.
- Охас Лагарта, значит. – Он аккуратно отцепил Ящерку от воротника, и опустил в карман. – Пусть так.
Слова понравились Расселу.
Они звучали, как выдох ветра. Ящерке, судя по всему тоже, - она умиротворенно затихла, высунув голову из дырки в нагрудном кармане.
- Интересно, если поторопиться, нагоним ли мы нас?
Рассел  чиркнул зажигалкой, прикуривая и прикидывая, что, если его чувства все-таки врут,  то начинать искать Риньери нужно будет с визита в Капеллу.
Не догонять же и правда самого себя!

Все чудесатее и чудесатее… - сигарета обожгла пальцы, и Рассел коротко выругавшись, загасил уголек о подошву кроссовка.
Если бы он был Алисой, то, провалившись в кроличью нору, он предпочел бы падать до бесконечности.
Ха-ха! –голос заклятого друга Иктоми не заставил себя долго ждать – поздравляю, вы прибыли!
Бесконечность – или безначальность, -  простиралась вокруг, шурша минутами времени и предоставляя неотвратимый шанс исправить собственные ошибки.
Или натворить новых.
Второе больше походило на правду.

Время становится едва различимым смехом  Риньери Мураты – чтобы в следующий миг смениться угрюмым и почему-то виноватым молчанием  Пустошей.
Даже вездесущий ветер стихает. Надолго -ли?
И в кои-то веки – этот день надлежит отметит в календаре красным и отмечать как государственный праздник, не иначе, – Рассел не идет на поводу у собственного любопытства, позволяя Мурате совершить тризну над Старком в одиночестве.
Насколько вообще возможно одиночество в Уэко Мундо, где каждая песчинка была – будет? – чьей-то жизнью.
Смертью?
Лишь Ящерка, непредсказуемая и стремительная, струится  за Риньери, едва отличимая от песка, внимательно следя за каждым действием, но скоро – даже песнь прощания не отзвучала еще, – будто теряет интерес и спешит обратно к Расселу.
Время тает туманной дымкой, оседая пылью на черном камне арки и  будто вздыхает. Воскресший ветер катит  откуда-то  ломкий ком травы, швыряет  под ноги, разбивает об арку, уносит серебристый прах куда-то в небыль.

Надо идти.
Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! – Рассел досадливо поморщился.
Кроличья нора неумолимо заканчивается и дурацкая привычка пускать все на самотек в очередной раз  привела черт знает к чему.
Под ногами – песок, в кармане – Пустой, под сердцем – литера, замешанная на крови чокнутого императора, хай, Пустыня, перед тобой Джеймс Рассел, горе-музыкант, несостоявшийся бродяга, нникудышн7ий штернриттер и прочая, прочая, прочая, принимай, как есть!
Рассел вдруг  рассмеялся – стало легко-легко, будто бы он наконец-то находится в нужном месте.
Осталось выяснить, кому нужном, но это могло и подождать.
Рассел шагнул к арке.
Зачем-то глубоко вдохнул, коснулся маревно-черного кварца и шагнул в темноту.
Даром там не видно было ни меносьего носа.
Впрочем, последнее, наверное, даже радовало.
Оставалось надеяться, что Мурата сможет его отыскать.

Темнота, обнимающая со всех сторон, оказалась неожиданно уютной.   Темнота была наполнена тишиной. После пронзительного ветра Пустыни это было странно, будто чего-то не хватает.
Или что-то вот-вот произойдет.
Впрочем, пока ничего не происходило, даже упомянутые меносьи носы так и не появились.
Тропа под ногами – она, наверное, есть, ведь куда-то же мы идем? – глушила шаги, и единственным звуком было тонкое, на грани слышимости, стрекотание ящерки.
Но вот где-то за спиной раздался голос Мураты, и с леса будто сполз покров неопределенности – сквозь серый туман проступили очертания каменных стволов-колонн, уходивших куда-то вверх – как Рассел не задирал голову, различить  кроны так и не удалось  - призрачно замерцала серебристая жесткая трава по краям тропы,  и где-то далеко-далеко простучал поезд.
Поезд???
Откуда ему здесь взяться???
Рассел покачал головой, вздохнул:
- Рин, ты тоже это слышал? Или просто я окончательно выжил из ума???
Ящерка  в кармане застрекотала громче.
Будто чего-то требуя.
Рассел усмехнулся, привычно накрывая карман  ладонью.  Охас  Логарта может верещать сколько угодно, но пока решения здесь принимает он, Джеймс Рассел.
И ему не кажется правильным бросать своего спутника – хоть и не было между ними никаких договоров.
А значит, никто никуда не идет, пока Рассел не убедится, что Риньери Мурата действительно идет за ним.
Ну, или пока тот не пошлет его к чертовой бабушке, предоставив разбираться в своих сложных взаимоотношениях с реальностью самостоятельно.

Да ты, друг, вещаешь, как заправский шаман! – подумал Рассел, вслух лишь пробормотал:
- Зверь? Видят боги, не хотел бы я чем-то привлечь внимание такого зверя…  Когда у него получится избавиться от этих самых оков,/b]  – Шуточка вышла так себе. Что-то среднее между «и так сойдет» и «никудышняя». Но другой у  Рассела не было, а язык никогда не являлся его лучшим другом, зачастую опережая не только мысли, но и здравый смысл.
Так что оставалось довольствоваться тем, что получилось.
[b]- А если серьезно… Так звучит поезд. Транспортное средство из мира живых.  И как мы может слышать его в Уэко Мундо, я не представляю.Ну, разве что здесь есть своя железная дорога.
Рассел развел руками – тайны Уэко воистину бесконечны, и каждый шаг лишь прибавляет загадок.
- Дорогу? Рин, я насчет собственного имени не очень-то уверен… -  да кому нужно твое злополучное имя, с которым ты ни как не можешь решиться и определиться? – насмешливо шепнул внутреннийголос. – Заткнись и попробуй хоть раз в жизни послушать хоть что-то, кроме собственного трепа!  - Рассел послушно заткнулся на полуслове, но не потому, что внял совету – просто сообразил, что спрашивают-то, собственно, не его.
Ящерка выпростала мордочку из кармана – ага, выпростала, дыру она там проковыряла. Очередную!– и , коротко цвиркнув, замолчала, посверкивая бусинками глаз.
Смысл ответа был ясен даже Расселу – что ее знать, ту  дорогу.
Тем более, что она здесь одна.
Он не стал препятствовать, когда Охас Лагатра скользнула между пальцев, стремительно метнулась в сторону Мураты, и, взбежав тому на плечо, ткнула мордочкой куда-то в район клювастой маски.
- Идем, –Рассел сделал шаг. Мерцание травы по краям тропы будто усилилось, не давая сбиться с пути. – Если мы хотим дойти до края Пустыни – а мы хотим? Точно? – не унимался внутренний голос. – то самое время начать.

- Осветит, куда она денется - проворчал Рассел, подволакивая на ходу ноги в попытках разобрать, что же скрывается под мягким песком тропы.  Тропа не торопилась сдаваться и вот так с налету раскрывать свои тайны первому встречному недоквинси. Зато с неожиданным энтузиазмом воспрял песок. Вернее, не сам песок, а его непременная спутница - легкая, почти невесомая пыль, тут же облепившая потертые джинсы Рассела едва ли не до колен. Если бы Рассел оглянулся, он бы увидел, что эта пыль продолжает витать в воздухе еще некоторое время, весьма неохотно оседая на траву. Причина этой неохоты была вполне обективна - золотистые пылинки, едва коснувшись поверхности "растения", тут же таяли. А трава после этого шевелилась чуть более удовлетворенно.
- Я так понимаю, мы предоставим тропе привести нас туда, где и без нас было неплохо? - Рассел все-таки оглянулся, и от увиденного стало слегка не по себе.
Оставалось порадоваться, что он пылинка лишь  в космических масштабах.
И надеяться, что дальше не встречается соответствующих масштабов растительность.
Мурата же беспечно напевал себе под нос, позволяя судьбе творить с ним все, что ей заблагорассудится.
Или - Пустыне?
Ну, не этой же мелкой дырявой хулиганке, которая, вцепившись в  узлы шнурков на кроссовке, ловит язычком оседающие пылинки?
- Рин... - он не знал как начать разговор, а начинать его рано или поздно все равно придется. - Хмм... Что это?
- он остановился, почувствовав под ногой что-то твердое, лишь слегка припорошенное песком, отгреб носком кроссовка пыль в стороны.
По желтоватому, янтарно мерцающему камню тянулись линии. Четкие, будто только вчера выбитые - выбитые? Черта с два, будто выгравированные лазером! - они складывались в карту.
Рассел присел на одно колено, склонившись над рисунком.
- Ты видел когда-нибудь подобное? - обозначения были вполне понятны. Арка - дужка с крапинками на изгибе.
Тропа.
Чуть в стороне от нее - вторая, незаметно отделяющаяся от первой у самой арки, постепенно она уходит в сторону, скрываясь в  толще песка.
У развилки - что-то, обозначенное кривоватым треугольником.
А тропа заканчивается значком, более всего напоминающим розу ветров.
"Направо пойдешь - беды найдешь, налево пойдешь - проблем огребешь, думай быстрее, а то прям здесь получишь все причитающееся.." - подумал Рассел.
У "розы ветров" обозначены человекообразные фигурки. Общим числом две.
Совпадение?
Рассел продолжил было сметать песок, открывая и  вовсе изумительные вещи -  слева, недалеко от Арки, проявилось сплетение линий, подписанное наискось "Capella", а справа в предположительно северным углу карты  -  стрелочка с надписью "Syrtis Major Planum, ∞ miles",  но остановился, глядя на Мурату.
- Хорошо, что нам не нужно в Большой Сырт, однако.  Хотелось бы определиться, чего нам нужно, но это, похоже, слишком большая роскошь.
Лас Ночес? Помнится, во времена наших скитаний здесь, - Черт, как же это давно было, будто тысячу лет назад! - Базз-Би придавал какое-то значение этому месту... - при этих словах карта замерцала, будто перезагружаясь.
"Роза Ветров" стала крупнее, и от ее восточного зубца, словно вена, проступила извилистая линия, уходящая в песок.
- Навигатор? - Рассел оторопело смотрел то на карту, то на Мурату, то на ящерку, которая радостно копала песок куда-то по направлению к пресловутому Большому Сырту. Ну, может быть, чуть-чуть южнее.

Тишшшшш…. Шшшштииииль … Нииииить… Жииииить…  - то ли ветер свистит в ушах, то ли напевы Мураты слились с мыслями воедино и стали  такой же невообразимой частью сознания, как пресловутый внутренний голос.
Шуршит песок, незримо течет время – если только этот белый с серыми крупинками песочек не есnь это самое время – Пустыня решает судьбу.
Пустых.
Квинси.
Синигами.
Живых.
Мертвых.
Забытых.
Перед Пустыней все равны.
Рассел вдруг поймал себя на том, что мысленно вторит монотонной мелодии Риньери, не разжимая губ.
Наверное, со стороны мы похожи на двух укуренных торчков. – усмешка скользнула по лицу и растаяла.
Под рукой Мураты «навигатор» высветил тропу к замку.
Не понять невозможно: кому-то – или чему-то? – нужно, чтобы они  последовали по ней.
Лас Ночес.
Твердыня Айзена.
Замок-незавершенность, все, кто владел им, потерпели поражение.
Почему квинси должны отличаться?
- Силы? – Рассел хищно усмехнулся, и вторя ему, на плече застрекотала ящерка. – Посмотрим, как бы это место не стало их слабостью. В каком бы состоянии оно не находилось. – В глазах на миг будто плеснуло золотом – или показалось? – С тем же успехом там могут быть и твои соратники, если что. – Рассел, в принципе, понимал сомнения Мураты.
Только вот  с уверенностью ответить ему было нечего.
- Но я понимаю, о  чем ты. Нет, я не ударю тебя в спину. Это не мой метод.
В этом Рассел был  уверен.  Так же он был уверен, что постарается избежать боя.
И где-то в глубине души знал, что это не получится.
Но хуже всего – жалеть о том, чего не было.
- Самое время идти вперед, – он взмахнул рукой, будто рассекая пространство перед собой, и шагнул в клубящееся марево шатенберайха,  не задумавшись ни на мгновение. Впрочем, он, скорее, всего, даже не заметил разницы между способами перемещения.
И только Охас Лагатра от неожиданности – или от неприятия чуждых техник, - засвистела на грани ультразвука.
Тьма перехода мигнула, как экран старого телевизора, рассыпаясь на мелкие пиксели серого, черного и белого цветов, и осыпалась к ногам, проявляя мир.
Под ногами – песок, как и раньше.
Из песка торчат искривленные мертвые стволы.
Мертвые? Черта с два, они живыми-то в общепринятом смысле никогда не были!.
Рассел поднял взгляд к горизонту.
Над окоемом висел привычный будто откусанный месяц.
Под ним из песка вставали башни.
Лас Ночес.
-Ишшшшь…  - свистел вечный ветер, пахнущий полынью и пылью.
Что ж, посмотрим, что из этого выйдет.
Рассел оглянулся, ища взглядом Риньери.

Ветер бьет в спину, взметая песок исчерна-белыми крыльями.
- Иииишь! – маревно распадается реальность, вспыхивая невероятной, запредельной ясностью – острой до звона, до блистающей  белизны:
Свой.
Чужой.
Кто не спрятался, я не виноват!
Голос разума гаснет в шелесте песчаных крыльев. В глазах плавится текучее золото,  становясь словом и словом, песней  и  песнью,  сталью и звоном, болью и местью, памятью, смехом, злостью и плачем, стылым песком у подножия башен, серым отчаяньем, яростным криком,  грохотом бури, тихой молитвой…
Слова срываются с губ с той же легкостью, с которой пылающий  - впрочем, это лишь иллюзия, обычное золотистое полированное дерево – лук дакота мечет стрелы, пронизывающие, кажется не только тела квинси, маски пустых и  костяно-белый камень стен, но и самое время.
Как ветер.
Ветер и есть время, смотри, как я могу, Охас Лагарте!
Фольштендинг квинси, золотые крылья вспыхивают в песчаном безумии, распадаясь на сотни мириады крошечных смерчиков, ведущих свой танец вокруг маревно подрагивающего, будто никак не умеющего определиться, здесь он или где-то еще,  Лас-Ночес.
Сейчас – или когда-то еще – почему то приходит мысль.
Оплакивай, Ворон! – слез не хватит на всех, ржавью  - старый доспех, пыль мешается с кровью, всех вовек не упомнить…
Ну ты даешь! – искренне восхитился внутренний голос. Иктоми бы еще и языком цокнул.
Но нет здесь Иктоми.
Ничего нет – только Пустыня и пустой замок, вздымающий к обреченно-черному небу вызывающие белые башни.
И никого.
Только он, Джеймс Рассел, Нийол хон-Иету.
Только Охас Лагатра, голос и сердце Пустыни, прихотью Древних живущая в образе мелкой дырявой зверушки.
Только Риньери Мурата, невольный свидетель и добровольный участник того, как победа квинси над Уэко Мундо становится не прошлым даже – небывшим.
Не случившимся никогда.
Потом уже, если Рассел найдет себе нужду задуматься, он вспомнит штурм: крики, лязг кости и стали, запах крови, кружащий голову, звериная ярость схватки, когда, не различая своих чужих, стрелы и меч кромсали реальность и ее неудачливых защитников в клочья.
И плакал без устали Белый Ворон, и каждая слезинка его поглощалась ненасытным белым песком, унося чью-то жизнь.
И безмолвно наблюдала за битвой вечно усмехающаяся Луна с  беспощадного черного неба.
Или…
Было?
Не было?
Время покажет.
А пока Рассел, сдвинув белое забрало маски в сторону, смотрит на ящерку, деловито выковыривающую что-то из песка у проломленной стены:
- Мы, похоже, сдуру победили. Что дальше, Риньери?