Эс Нодт очень любил цифры. Они были черные, гибкие, тягучие. Они выгибали змеиные шеи и шипели – он лично слышал шипение каждой. Они извивались и обвивали своей неумолимостью. Они подчинялись и подчиняли воле его Бога-Императора. Они заставили всех с легкостью расстаться с ненужными названиями. Сейрейтей – разрушен. Руконгай. К чему ненужные наименования того, что вскоре перестанет существовать. А цифры, складывающиеся в координаты, останутся навечно. Эс Нодту нравилось думать так. Эс Нодт всегда делал то, что ему нравилось. Его Бог был не против. И любил его таким, каким создал сам. И это было правильно и хорошо.
Захватить. Если нет возможности или желания – уничтожить. Уничтожать приятнее, но захватить – Император будет доволен. Если хотя бы один вырвет себе глаза от ужаса и оставит чистые пустые глазницы – не буду уничтожать всех. Красота должна жить вечно.
Захватывать или уничтожать. Его Император, его любимый и единственный Бог, всегда и всем оставлял выбор. Другое дело, что странные существа, стоящие как с ним рядом, так и против него, не понимали, что они УЖЕ выбрали. Нодт улыбнулся, своей безгубой улыбкой. Он понимал все. Ясно, четко, всегда. Поэтому он был спокоен и умиротворен. Поэтому он был художником своего Бога. И рисовал, рисовал, кишками и внутренностями, воплями и брызнувшими из расколотых черепов мозгами. Костями, белеющими на солнце. Даже если солнца не было.
Красота.
А сейчас вокруг был лес. Нодт любил лес. Почти так же, как цифры. Он не видел разницы в том, любить ли лес, цифры, камни или хрустящие под ногами выломанные руки врагов Его Бога. Это все было по воле Его Императора, благодаря ему – и Эс Нодт был глубоко благодарен. Правда, наслаждаться тишиной и спокойствием слишком долго ему не дали. Шинигами приближались. Эс Нодт печально вздохнул, скрыв своё присутствие. Природа замерла вовсе, как и шинигами. Штернриттер «F» не собирался показываться раньше времени. Весь тот далеко не победоносный марш шестого отряда он наблюдал со стороны – это было интересно. Не нападая – просто стоял, смотрел. Черные провалы неподвижно следили за ногами каждого – по-очереди. Капитан шёл впереди, и Нодт ему не мешал. Возможно, это последние шаги Кучики Бьякуи. Пусть наслаждается капитан, пока может и ноги двигаются. И Эс Нодт наслаждался. Вдалеке шумели кроны. Лес красивый, и небо чистое, и шинигами проходят мимо него. Боящиеся, затравленные, поверженные. Тихие. Почти совсем безмолвные. Мертвые и вовсе будут неслышны. Нодт прикрыл глаза.
Пора.
Секунда – и бело-черная, узкая, тощая фигура с длинными черными патлами волос оказалась прямо позади отряда.
- Верно. Ты смотришь вновь не туда.
Глухо и тускло, шепотом, из-под маски. Небрежный взмах рукой, и шипы Страха рассыпались, поражая шинигами рядом. Они не успевали отреагировать – и не успели. Ведь их капитан прошёл мимо. Он, побеждённый раньше, инстинктивно избегал встречи с ним. Не понимая, что убежать от протянувшей к тебе щупальца своих черных ногтей фигуры можно. От собственного страха – никогда.
- Прикрываешься своими воинами, правда?
С десяток тел, крича от ужаса, легли мертвыми сразу ему под ноги. Некоторые пытались ползти вперёд, протягивая свои ручонки к своему капитану. Будто тот мог хоть что-то сделать. Хоть как-то защитить. Глупые шинигами. Глупые – и тихие, особенно те, первые поддавшиеся. Сердце остановилось. Сознание не выдержало. Сосуды лопнули. Сосуды лопались красиво, делая белки глаз абсолютно алыми. Он видел, когда заглядывал пару раз. Туда, под веки.
- Бьякуя. Ты пришёл.
Нодт улыбнулся. Глаза-солнышки улыбнулись тоже. Шинигами продолжали давиться воплями животного ужаса – а он улыбнулся. Одно другому не мешало. Некоторые из них рванули к капитану, даже не думая вступить в схватку с самим Страхом. Пусть бегут. Всегда есть выбор.
- Я очень рад. Что ты сделал это сам. Я не люблю играть в прятки.
Интимно поделился, он и правда был рад. И счастлив немного. Но литера уже работала, а в пальцах, под белоснежным плащом с восхитительной символикой Ванденрейха, он сжимал медальон. С Сенбонзакурой – банкаем капитана шестого отряда.
- Ты скучал, капитан.
Он не уточнил – по кому именно. По нему ли? По банкаю своему, или, быть может, скучал по тому чувству страха, который испытал ранее. Разумеется, именно по последнему. Эс Нодт был очень придирчив к своим подаркам. Кучики запомнил тот ужас. И своё поражение. Наверняка желал отомстить, ему, Нодту. Как смешно – мстить собственному страху…
- Я тоже хотел увидеть тебя. Мне нравится наблюдать за тобой настоящим.
Загнанным в угол. Трясущимися руками сжимающим меч. Бесполезный меч. Что такое шикай против банкая? Против квинси с банкаем.
- Мой Бог услышал мои молитвы. И вот я тут.
Он развёл руками, объяснил, черные ногти с клацанием сомкнулись, выражая одобрение. Что да. Он – тут. Страх, от которого не сбежать и не укрыться. Ужас, от которого не спасти уже никого. И самому не спастись. Нодт достал из-под плаща медальон с банкаем. Медленно, не спеша. Ему было абсолютно некуда спешить сейчас. Ведь не он же умирал вокруг от ужаса. Итак, сколько тут пока? Ровно трое. Те, кто оказался слишком близко. Те, кто посмел подумать об атаке, а не о побеге. Он мог убить уже всех. Но… погибших было ровно трое. И более никого. Почему? Страх улыбнулся вновь. Становилось все увлекательнее и веселее, наконец.
Захватить или уничтожить…

Красивые. Фиолетовые такие. А если вдавить большими пальцами – брызнут алым. Белым. Слизью. Совсем как обычные глаза, как у остальных. Нет в мире совершенства.
Шинигами уползали от него, а он и не догонял. Остановился, с интересом наблюдая. Низко опустив голову, завесив бледный контур шипастой морды водопадом иссиня-черных волос. Длинных, как змеи – именно это сравнение предпочитал всегда. Змеи были красивые. После своей смерти и возрождения Эс Нодт научился видеть красоту вокруг. Змеи были красивы, фиолетовые холодные глаза капитана были красивы. Распяленный в мертвом крике ужаса рот молодого шинигами был красив. Страху было иногда жаль окружающих. У них было много глаз разного цвета. И ни одни не видели истинной красоты. Шинигами убегали. От него. Ползли на коленях, на четвереньках, даже на животах – прочь от него, от Страха. Туда, к своему капитану. Будто бы он мог их спасти. Эс Нодт искренне улыбнулся своей вечной улыбкой – смешные такие. Он в принципе всегда так искренне выражал свои чувства, которые в итоге никто не видел. Когда-то он умел улыбаться иначе. Его улыбке радовались и отвечали своей. Это было давно, в прошлой жизни. Это была глупая и никому не нужная жизнь. Чужая совсем.
Красивые и фиолетовые очень.
Эс Нодт снова улыбнулся, он не прекращал больше улыбаться никогда. Когда у тебя нет половины морды и абсолютно никаких губ, улыбка становится непрерывной и очень радостной. Эс Нодт был очень веселым парнем по сути своей.
- Ты смотришь вновь не туда.
Едва заметно качнул головой, напоминая свои же слова. Терпеливо и заботливо. Склонил голову на бок, спокойно наблюдая за захлебывающимися от ужаса шинигами, которые ползли к своему капитану. Они не делали это просто так. Или потому, что им вдруг так захотелось – быть рядом с капитаном. Просто там, позади Кучики Бьякуи, примерно в двадцати сантиметрах от его спины, больше не было страха. Нет, никаких видимых препятствий для распространения силы штернриттера «F» не имелось. Он мог поражать страхом уж точно больше, чем на десять метров. Но факт оставался фактом: шинигами, все в мокром, липком, холодном поту, упорно ползли за спину своего капитана. И только там понимали вдруг, что больше они не испытывают ужаса. Ни малейшего ужаса. Ни кусочка страха. Мальчишки и девчонки моргали своими глазищами, опасливо озираясь по сторонам. Это их капитан, конечно. Это он. Это Кучики Бьякуя, который может все. За которым можно укрыться и … не сдохнуть, как собака, от разрыва сердца. От самой страшной смерти, самой безжалостной. Эс Нодт снова улыбнулся, мягко. Он понимал. Разве можно было считать его пустым? Ни в коем случае. Он не был пуст. В белом штернриттере с черной оскаленной мордой жило три огромных чувства: равнодушие, любовь, восхищение. Любовь к своему Богу, своему Императору. Равнодушие ко всему остальному. Восхищение красотой окружающего его мира, который творил он сам. Во имя своего Бога.
- Оглянись. Бьякуя.
Интимным шёпотом посоветовал Нодт. Он хорошо разбирался в корнях зла, но совсем не разбирался в вариантах обращений в Обществе Душ. Ему просто нравилось, как звучало это имя – Бьякуя. Поэтому он звал его так. Шепотом, глухо, из-под маски. Эс Нодт никогда не повышал голоса. Но его всегда слышали все. Почему-то.
- Я не стану атаковать. Сейчас.
Взгляд капитана заставил медленно поднять черные провалы глаз. Задумчиво глянуть в ответ. Эс Нодту нравился этот высокомерный взгляд. С таким взглядом капитан был еще более интересен. Такие вот взгляды он видел часто, обычно в начале битвы. Капитан уже смотрел так, однажды. Потом перестал. Видимо, в конце боя что-то уже не позволяло смотреть так? Что-то изменилось, капитан Бьякуя?
- Это подарок. Для тебя. Правда ведь, тебе нравится?
За спиной капитана находились шинигами. Живые шинигами, которые шевелились, дышали – это радовало Страх отдельно. С мертвыми было бы не так интереснее и эффект подарка частично бы смазался. И пусть выглядели они все растерянными, взлохмаченными, помятыми и до смерти перепуганными, но они не боялись. Потому что сила Нодта не распространялась далее двадцати сантиметров от спины капитана шестого отряда Готей-13.
Бьякуя. Красиво. Почти как глаза.
- Я хочу их убить. Бьякуя.
Рассказал о своём сокровенном желании, серьезно и так же тихо, как всегда. Он просто рассказал, он поддерживал беседу. Вежливую и почти такую же, как там, в прошлой жизни. Дело в том, что Эс мог запросто осуществить своё желание. Прямо сейчас. Или минутой позже – ему никто не запрещал уничтожать. Но его Бог всегда оставлял ему выбор, как сейчас. И Нодт всегда старался выбрать верно. Ужас всегда любил, когда ему давали выбор.
- А ты? Что хочешь сейчас ты. Бьякуя.
Фиолетовые глаза все еще пытались сделать вид, что им не страшно. Они пытались нащупать то же равнодушие и пустоту, которая смотрела на них черными провалами глаз. Он пытался найти то, что появлялось только когда у тебя больше нет ничего. Кроме огромной, всепоглощающей любви к своему Богу. Нодт улыбнулся, больше не склоняя головы и не опуская глаз. Красивый, целый, живой капитан, Бьякуя. Скованный по рукам и ногам никому не нужными жизнями тех, кто судорожно хватался за полы его плаща там, за его спиной. Уже в ошейнике веры в него тех, кто остался в живых. В бесполезных попытках выиграть бой, который он уже проиграл.
Спасибо, мой Бог, Ваше Величество. Я сделаю правильный выбор.

Страх боится? Да. Боится своего Бога, своего Императора. Боится его немилости и нелюбви. Боится неодобрения. Боится ли Страх? Нет. Страх стоит перед ним, смотрит провалами угольных глаз. Страх улыбается, от чего провалы иногда становятся черными полумесяцами. Прямо над шипастой черной маской, под которой прячется ледяной оскал вечной улыбки, обнажающей челюсти. Страху интересно и радостно сейчас, когда началась его любимая игра. Во имя Бога его, аминь. Вот Бья-куя потянул меч. Лезвие тускло блеснуло в негромком черном свете солнца, которого не было. Эс Нодт очень заинтересовался – с ним собрались драться на мечах?
Меч против собственных кошмаров. Камень против роя смертельно ядовитых ос. Очень эффектно. Но не эффективно, Бьякуя. Красивое имя, красивый капитан. Почти как тот, с клювом и волосами. Шинигами наредкость красивы. И вот те, которые прячутся за его спиной. Разве что цвет, тусклый цвет. Если бы несколько из них расцарапали лица в кровь, было бы действительно эффектно. Надо предложить. Разве им жалко выколупать себе пару глаз ради своего капитана?
Меч, катана. Кажется, тут это меч называется так? Эс Нодт едва заметно кивнул, поежился от удовольствия. Став еще больше похож на тонкую, растворяющуюся в воздухе белесую пьявку с черной маской на морде.
- Мне бы хотелось забрать себе твой меч. Это красиво.
Вежливо оценил и меч, и капитана, и трясущихся за его спиной остатки отряда. Страх не боялся. Он просто очень любил правду, и всегда говорил ее. Например, сейчас он хотел меч. И самого капитана. Хотел одинаково, почти. Примерно как убить его дрожащее стадо. Если бы капитан предложил на выбор жизни стада или себя – Эс Нодт бы восхитился. Это стало бы еще более интересным, для всех. Он выбрал бы капитана, он очень любил выбирать.
- Они будут кричать, Бьякуя.
Спокойно опустил ресницы, которых не было, прикрывая глаза веками. Казалось, Эс Нодт заснул. Капитан не умел сдаваться. Не желал проигрывать. Не мог позволить себе это настолько, что даже сейчас схватился за меч. Эс Нодт опустил голову ниже, занавесившись волосами. Но проигрыш ли, поражение ли правильный выбор? Он столько всего не умеет, бедный, беспомощный, слабый капитан. Быть может, он сумеет хотя бы поменять свою бесполезную жизнь на жизни тех, кто за его спиной?
А как бы поступил Нодт, если бы Кучики – взял и предложил свою жизнь в обмен на эти вот все? Ужас подумал и кивнул, сам себе: он бы согласился. Да. Он бы согласился забрать себе капитана и отпустить весь его отряд. Почему? Потому, что его любимый Бог всегда оставлял своим детям выбор. Поэтому и он, Эс Нодт, может научиться давать сделать выбор кому-то. Например, если кого-то зовут Бьякуя. Ради имени, например.
- Значит, им умирать, Бьякуя?
Задумчиво, глухо уточни Эс Нодт, выразительно кивнув на молодых шинигами, что тряслись за спиной своего капитана. Нет, они сейчас боялись сами. Эс был совершенно ни при чём. К чему тратить свою идеальную силу на то, что и без неё умеет бояться?! Штернриттер «F» был очень рационален, когда рядом стоял кто-то с именем Бьякуя. Например.
- Они будут умирать долго. Очень долго.
С ним не хотели говорить. Но проблема заключалась в том, что Эс давно привык к такому положению дел. Его даже другие штернриттеры избегали, боялись, прятались. Уходили с дороги, сворачивали в узких коридорах Ванденрейха. Это заставляло улыбаться. В принципе, ему давно уже не были нужны собеседники. Потому, что Нодт привык разговаривать со своим окружением. Со столами. Стульями. С трупами и их частями. С цветами и звёздами. Или как теперь – с мечом капитана шестого отряда. Да, все его слова были обращены только к нему. Кучики тоже воспринимался Нодтом вещью. И тоже красивой. Пожалуй, чуть менее красивой, чем его катана. Но всё же.
- Молчание – знак согласия.
Вещи всегда молчали. И это очень упрощало диалоги с ними. Нодт спрашивал. Ему не отвечали. И он поступал так, как того хотел только сам. Но… что будет, если ему ответят? О, о подобной чепухе Эс даже и не думал! Просто этого никогда ещё не случалось. И навряд ли случится в этот раз. Ведь капитану шестого отряда важнее его гордость и честь. Никак не жизни какой-то жалкой горстки перепуганных слабеньких шинигами.
- Они будут громко кричать от страха. Совсем скоро, Бьякуя. Давай ускорим процесс?
Эс Нодт снова улыбнулся и одним смазанным, плывущим движением шагнул ближе к тем, кто оказался обречен. Почему? По двум причинам. Потому, что Эс Нодт обожал, когда пейзаж вокруг становился ярко-алого оттенка. А еще потому, что капитан Бьякуя решил так – чтобы пейзаж вокруг все же окрасился в ярко-алые тона. Эс Нодт был очень благодарен капитану.

Капитан с таким вкусным именем сегодня открыл рот и заговорил. Сам, абсолютно самостоятельно. Не крича от ужаса и не хрипя в последней агонии. Заговорил по собственному желанию с ним, с Эс Нодтом. Черные провалы глаз на секунду снова стали полусолнышками – Эс Нодт очень гордился собой. Он умел находить контакт с шинигами, что бы там кто не думал. Эс Нодт был крайне дружелюбен по сути своей. Другое дело, что он не слишком видел разницу, гладить ли живую кошку или дохлую. А при здравом размышлении так и вовсе выбирал вторую. Она тише и куда более внимательно слушает. И смотрит в нужную сторону – куда повернута сломаная шея. Ищите, да обрящете(с) Эс Нодт только что нашел желаемое.
- Я – воин Его Императорского Величества, Бьякуя.
Терпеливо объяснил из-под маски то, что капитан не понял. Шинигами всегда отличались редкой непонятливостью и рассеянностью. Например, когда им говорили, что они вот-вот умрут, они не всегда понимали. Сразу. Или когда им предлагали сделки. На секунду пришлось даже опустить голову – чтобы не расстроиться от этого факта. Страх не любил расстраиваться. После этого обычно все заканчивалось быстро и без вариантов. И сапоги тонули по лодыжку в крови и были грязными. Эс Нодт не любил выполнять приказы своего Бога с грязными сапогами. Такая вот милая невинная слабость. Пойдет такая слабость, капитан Бьякуя?
- Ты снова смотришь не туда. Снова. Опять.
Змеиное шипение из-под маски. Эс Нодт облизнулся. У него был язык, один – свой. Несколько в коллекции. Облизывать оголенную челюсть сложно – но это если ты не привык. Капитан Бьякуя привык бы быстро, почему-то показалось. А потом капитан рванулся, и атака его была… ожидаема. Не слишком предсказуема – но ожидаема. Капитан двигался молниеносно. Но так уж вышло, что Эс уже сражался с ним ранее. И с кучей иных шинигами, которые пользовались вот этим же набором техник или как оно у них звалось верно. А ещё Нодт был невообразимо внимательным, когда дело касалось новой информации, предоставляемой воинам Рейха. Он прочитал всё. Он знал многое. А потому воспользовался техниками квинси, которые были отточены до совершенства уже несколько лет назад. Шинигами – быстрые, очень быстрые. Но разве уступят им квинси? Особенно те, что были выбраны лично их Богом. Эс ушёл от атаки молниеносно, филигранно не позволив задеть даже свои длинные, чёрные, как смоль, волосы, веером плеснувшие по ветру. А далее в капитана шестого отряда полетели стрелы. Считать не хотелось – и Эс Нодт не считал. Рой смертельно ядовитых ос. Хоть один порез, хоть одна незначительная ранка – и Бьякуя вновь окажется в полной власти Страха.
- Цепи, Бьякуя. Цепи. Как интересно. Тебе нравятся оковы. Бьякуя. Я надену на тебя примерно такие же. Хочешь?
Очень вежливо, не спросил – уточнил у капитана. Эс Нодт был наредкость вежлив и учтив. Плохо то, что это не ценилось и не понималось окружающими. Например, сейчас он хотел себе Бьякую – и сообщал об этом. Не скрывая абсолютно от него самого. Он хотел себе капитана Бьякую навсегда. Лучше целиком. Но можно и левую ногу, да. Эс Нодт хотел себе Бьякую, но это было абсолютно не важно. Важным было то, что хотел Император, что хотел его Бог сейчас.
Вижу.
- Ты двигаешься быстро. Достаточно. Недостаточно быстро.
Замер белой, тонкой, неподвижной пьявкой, глядя сквозь занавесь черных, масляных волос. Собирая слова, нанизывая их на цепочку. На цепь. Для капитана.
- Я хочу посмотреть, что умеют твои воины, Бьякуя. Они так же быстры?
Нодт изначально уходил от удара таким образом, дабы оказаться ещё чуть ближе к незащищённому отряду. Несколько шипов, несущих в себе совсем не смертоносный яд, достигли остатков отряда капитана Кучики.
- Ты выбрал, Бьякуя. Только недавно ты открыл рот – и выбрал. Сражение со мной и жизни всего твоего отряда. Ты не дал им ни малейшего шанса выжить, капитан. Ты ведь их капитан, Бьякуя.
Хрипло рассмеялся, от чего у тех, кто еще оставался жив, свело не только животы – остатки разума. Эс Нодт умел смеяться. Он в принципе был очень веселым парнем. Разве не смешно? Их капитан убивал их. Его Бог воскресил его. Главное, выбрать правильно Бога себе и единственного возможного. И не ошибиться, как эти шинигами. Со стороны жалких остатков отряда раздались крики ужаса, как только множество шипов Страха достигли цели: не могли не достигнуть. Ведь страх – не побороть, от страха – не убежать. Страх всегда здесь, всегда с тобой. Аминь.

Дети… Если бы Эс Нодту сказали, что его сравнили с детьми – он был бы польщен. Он был бы рад. Он понял бы, что его оценили по достоинству. Или же просто не обратил внимания, факт есть факт. Дети. Более равнодушных, жестоких, эгоистичных существ не существовало ни в одном из миров любой вселенной. Дети не знают боли – поэтому из них получаются лучшие камикадзе. Дети не знают жалости – они способны затравить любого, слабее или сильнее их. Дети не ведают страха – они учатся бояться уже в процессе жизни своей. И учат их взрослые. Эс Нодт был бы откровенно польщен подобному сравнению. Дети. Кто еще способен расчленить живую кошку, чтобы посмотреть, что у нее внутри. Дети. И штернриттер «F» Его Императорского Величества. Да, Эс Нодт был сущим ребенком.
Несколько минут слушал, наблюдая сквозь черные патлы длинных волос за тем, как шевелятся губы Бьякуи. Губы, настоящие и целые, шевелились красиво. Ради этого прислушался к словам. Медленно кивнул, понимая, что капитан боится куда сильнее, чем может представить себе. Зато мог представить Эс Нодт. Потому что просчитывать действия своего противника – вкусного противника с вкусным именем – становилось легче и легче с каждой долей секунды. Атака на Бьякую была обманчивой. Атака на остатки отряда – настоящей. Так уж вышло, что блют вене и блют артерие не работали одновременно. Но смена одного на другое – дело нескольких секунд. Шинигами, что сгрудились жалкой кучкой, не смогли отразить и половины из тех смертоносных шипов страха, которые были пущены в них. Шипы были чудесны. Шипы были безвредны. Шипы были пропитаны ядом, против которого не существовало противоядия. Невозможно отключить инстинкты. Взять и перестать бояться. Это не подлежит контролю, это не зависит от желания. Разве что от желания самого Эс Нодта. Мысль показалась очень здравой. Если бы Бьякуя на минуту перестал шевелить губами, Эс Нодт бы поделился ею.
Впрочем, стоило немного отвлечься от своей добычи. Бьякуя кинул в него меч. Просто меч. В него. Квинси. Штернриттера «F». Это было настолько непривычно, что даже немного приподнял молочно-белое, бледное пятно лица. Угольные провалы глаз восхищенно сузились – в него ни разу не кидались мечом. Разумеется, он даже не подумал уворачиваться. Это же было так ново и интересно. Если бы у него самого был меч, он бы кинул в ответ. Чтобы не обижать вкусного капитана, его капитана. Он уже успел атаковать отряд, он успел и с блютом. Меч Бьякуи ударил о плоть. Плоть, укреплённую мундиром из крови. Ту свою ошибку Нодт понял. И не подумал ослаблять блют: всё-таки он пришёл сюда с определёнными целями. Умирать он не собирался. Его Бог не приказывал ему умирать, не сейчас. Поэтому Эс Нодт никогда бы не позволил себе такого, даже если в него кинут еще чем-нибудь. От него мёртвого намного меньше пользы Богу.
- Спасибо.
Глухо поблагодарил из-под маски. Опустил шипы морды, разглядывая меч. Меч не повредил Нодта. Он валялся в пыли у его ног. Поверженный.
- Это чудесный подарок. У меня для тебя тоже подарок.
Интимно улыбнулся, отступая, уходя на безопасное расстояние от капитана. Вопли ужаса, шедшие задним фоном, полоснули по нервам, внезапно усилившись до предела. Атакованные ранее шинигами кричали, извиваясь в пыли, обдирали головы, лица, себе и друг другу. Они пытаясь избавиться от того, от чего избавиться они не могли. Они пробовали выцарапать из себя то, что умрет с ними. Они старались лишить себя рук и ног, волос и сердца, лишь бы не видеть того, что окружало их, впиваясь в кровь. Эс Нодт внимательно наблюдал. Шевелящиеся губы Бьякуи были куда интереснее.
- Приведите мне своего капитана.
Шепот из-под черных шипов, прикрывающих оскаленную морду, казался абсолютно неслышным. Однако услышали его все – сквозь боль, вопли, хруст костей.
- Пусть он встанет на колени. Тогда ваши мучения кончатся. У вас осталось всего несколько минут.
Приказ был четким, ясным… выполнимым. Единственным выполнимым теперь для них. Перед лицом ужаса все равны. Перед страхом смерти все капитаны. Воины шестого отряда слушались теперь только его. Его приказы. Его слова. Ничего другого после того, как шипы задели их кожу и плоть они слышать и видеть не могли. Только Страх, от которого им внезапно пообещали избавление.
- Вы перестанете страдать сразу же, как только колени Кучики Бьякуи окажутся на земле возле моих ног.
Разумеется, он не лгал. Эс Нодт четко знал, чего ему хочется. Это у тех, у кого есть красивые и настоящие губы, в голове хаос, злость и гордость, мешающая видеть что-либо, кроме себя самой. А Эс Нодт умел держать слово. Если капитан Бьякуя не может дать своим людям то, что им надо сейчас – Эс Нодт может. А воины шестого отряда рванули к своему капитану. Большая часть их – те, кто уже не думал о том, что это абсолютно бесполезно. Что им нечего противопоставить тому, кто заведомо сильнее. Кто их капитан. Они тянули руки, ломали мечи, пытались атаковать – схватить. Они падали как подкошенные – и снова шли на приступ. Безуспешно, отчаянно, ощущая только смертельную боль, страх. Обиду.
- Они умрут с единственной мыслью: что ты не захотел спасать их, Бьякуя. Так же, как умерла та, которую ты хотел бы спасти. Но не спас. Она надеялась. Ждала. Она мечтала, что ты спасёшь её. Глупая, правда? Ты выбрал гордость. Ты всегда выбираешь ее. Смотри на них. Тебе придется убивать своих же, лишь бы продолжить бой со мной. Да, да, для того, чтобы просто продолжить бой. О выигрыше и победе тут говорить нечего. Просто продолжить, Бьякуя. Если ты останешься жив – ты останешься жить с этим. Но ведь тебе не впервой терять все, спасая собственную гордость? Нет. Гордыню. Страшный грех.
Вкусно прищелкнул языком, как будто съев только что очень аппетитное. А дальше были стрелы. Много стрел-шипов. Не все они достигнут цели, но это и не важно уже. Важно лишь решить – куда бежать и кого спасать.
- Ты уже бросил свой меч. Забыл свой банкай. Подари мне свою жизнь. Во имя них. Пока ещё она что-то стоит. Бьякуя.
Нодт извлёк из-под плаща тай-медальон с банкаем. С банкаем капитана шестого отряда. Идея добить воинов банкаем их капитана показалась новой и не менее забавной. Что ж. Смерть не будет быстрой. Эс Нодт улыбнулся. Ему некуда было спешить – ведь не он умирал сейчас. Абсолютно не он. Ну же, пошевели еще губами, пожалуйста, гордый капитан Бьякуя.

Черные шипы на бледной морде Ужаса некоторое время следили за происходящим. Как капитан с вкусным именем стоял. Смотрел. Как решал. Как выбирал. Как принимал решение, очередное, глупое. Неправильное. Глухо и коротко вздохнул – это стало неинтересным. Слишком много неправильного – это некрасиво и неинтересно. Если бы капитан Бьякуя был штернриттером, он бы уже лежал мертвым. Потому, что это… неинтересно, неумно, бесполезно. Бог был всемогущим и всепрощающим, однако бесполезная гордыня и глупость не одобрялись его Богом. Эс Нодт поставил на тот единственныйвариант, который просчитал сам. Подготовил, тоже, сам. И реализовал. Сам. Стоя в своей мертвенной гибельной неподвижности и наблюдая, что творит Бьякуя, Эс Нодт перестал улыбаться. Заклинания Кучики остановили. Обездвижили. Заставили остановиться шинигами. Однако ни малейшей пользы это не принесло никому. Ни Бьякуе, который так и не смог спасти никого. Не хотел – и не мог. Ни воинам шинигами, которые остановились – и теперь пытались продраться сквозь заклятье собственного капитана. Ужас, кошмар, физическая боль раздираемого в кровь лица, паника, желание добраться до спасения, которое убивало их – все это же никуда не исчезло. Черные провалы глаз полуприкрылись отсутствующими ресницами. Кто сказал, что от всей этой суеты прекратится действие техники его, Эс Нодта? Шинигами, пленённые своим капитаном так просто и быстро, кричали, сходя с ума от страха. Пытались выбраться, напрасно царапая в кровь обгрызенные до кости руки, сдирая остатки мяса. Лишь бы выбраться, лишь бы добраться до капитана, ведь там – их спасение. Но Кучики оставался глух к их страданиям. Неинтересно.
- Они запомнят тебя таким. Бьякуя.
Глухо, спокойно, замораживаюше обреченно, из-под маски.
- Всю вечность свою, оставшуюся им, будут помнить, как ты не спас. Их спасение – лишь в твоих действиях. Они неверные, Бьякуя. Ты видишь, они неверные и ничего не меняют.
Эс Нодт не пытался воздействовать на капитана. Ни словом, ни шипами, ни делом. Ни литерой своей. Тот, хотя бы, это заметил? Он лишь говорил с ним. Объяснял. Эс Нодт был крайне общительным. Жаль, собеседников, желающих побыть с ним еще минуту, не находилось. Жаль. И приятно. Сейчас литера ни разу не была использована против красивого капитана Бьякуи. Всё, что видел, чувствовал и думал капитан, были лишь его чувства, мысли и страхи. Ни разу за это новое сражение Эс Нодт не атаковал Кучики именно своей истинной силой. Почему? Ответа не было. Ответа – не было? Солдаты шестого отряда продолжали разевать распяленные рты. Уже в безмолвных воплях. Эс Нодт знал, что с определенного момента голос заканчивается. И дальше наступает тишина, которая приятна слуху и позволяет наблюдать спокойно. Не морщась под маской. Сложно морщить нос, которого нет. Капитан Бьякуя не желал этого понять – у него был нос. А солдаты продолжали тянуть свои руки к капитану и тоже не понимали. Почему он не спасает их? Разве это так сложно? Почему нельзя спасти тех, кто были так верны, тех, кто преданно служили Готею, шестому отряду и его капитану?! Кто в любой момент сделал бы все ради жизни своего капитана. Ради жизни капитана Бьякуя. Кто отдал бы жизнь ради его жизни. Разве сейчас от него требовали его жизнь?
- Почему, Бьякуя?
Задумчиво и шепотом уточнил в маску. Впервые за этот день – да и за все их встречи – спросил иначе. Вроде с удивлением. Или… ведь это была не издёвка.
- Все шинигами - недостойные жизни твари. Им нужно умереть. Такие, как ты, пожертвуют сотнями жизней, лишь бы спасти свою гордость. Твари с гордыней наперевес. Гордость, Бьякуя. Не жизнь. Жизни у тебя никто не отнимает. Я пришёл не за этим. Я пришёл посмотреть. Насколько ты монстр. Показать это своему Богу. Ты – монстр Бьякуя. Ты убил их всех. Этих.
Черные ногти выползли из глубоких карманов. Щелкнули в направлении  трупов совсем дохлых шинигами. Они погибли немногим раньше. Почти сразу. Повезло.
- И тех.
Палец перемещается в другое направление. И Эс Нодт вновь замирает.
- Умрут и эти.
Он опускает руку, лишь кивая шипастой маской на ту кучку ещё живущих, беззвучно кричащих от страха. Которых обрёк на верную смерть капитан. ИХ капитан.
- Мой Бог увидит, что такие, как ты. И все остальные шинигами. Просто опасные монстры. Они должны умереть. Его приказ таков: убить то, что будет опасным. То, что не сможет спасти других, обязано погибнуть само.
Приказ Императора был озвучен практически дословно. И вновь он не атаковал Кучики. Эс Нодт просто смотрел. Спокойно выжидая новой атаки.
- Это прекрасно, Бьякуя. Ведь я так желал убить всех тех, кто дорог тебе. Потом заставить бесконечно страдать тебя, наблюдая их смерти сотни раз. Теперь я могу сделать это. Спасибо, Бьякуя. Всё это – благодаря тебе. Ты очень милый. Капитан Бьякуя.
Нодт широко раскинул руки и глухо расхохотался под шипастой маской. А в капитана с невероятной скоростью уже летели смертоносные шипы, больше не отвлекаясь на посторонние цели. Эс Нодт смеялся. Легко смеяться, когда тебе не мешает ничего, включая челюсти.

Конченый псих. Враг. Противник. И все конченые. Если бы Эс Нодт сейчас умел читать мысли – он был бы растроган. Наконец. Наконец его оценили. Наконец пришло понимание того, что же происходит перед носом капитана с изумительно вкусным именем. Маньяк. Псих. Пожалуй, второй вариант понравился бы даже больше – шипы были категорически против первого. Они не считали себя частью образа маньяка. Они были со своим хозяином. У которого тоже был хозяин. На самом деле, именно такого хозяина и не хватало самому капитану. Тогда понимание происходящего стало бы еще более прозрачным. Ярким, Отчетливым. У каждого счастливого шинигами или квинси, у каждого спокойного пустого, у каждого нужного человечка есть хозяин. Тот, кто заботится. Помогает. Кому ты нужен. За кого ты отдашь жизнь не раздумывая, просто потому, что это правильно. Кто делает тебя целым. Кто может вытащить тебя с того света – и дать цель на свете этом. Кто равен для тебя самому Богу, даже не замещая его. Потому, что Бог – един. Во всех своих лицах. Если бы у капитана Бьякуи был такой Бог, он бы знал, что ему делать сейчас. Он бы не преподносил своему… как там? Врагу? О нет. Собеседнику, бледному, внимающему, понимающему. Присосавшемуся к нему всеми своими змеиными жалами. Обвившему всеми щупальцами. Надо же. Раньше Эс Нодту никто и никогда не подносил таких даров. Бьякуя предпочёл сам уничтожить своих же шинигами. Своих воинов, преданных командиру. Преданных командиром.
Он чудесен.
Шипы легко пронзили плоть капитана. Это означало, что тот оказался в полной власти Страха. Черные провалы глаз смотрели ласково. Так сытый крокодил смотрит на антилопу, только что считавшую, что она быстрее. Умнее. Поглядывающую на крокодила как на маньяка. Психа. Убийцу. Наблюдая, как горячая алая кровь из разодранного горла антилопы толчками выплескивается в мутную воду.
- Спасибо, что сделал это сам.
Искренне, шипами. А за спиной Кучики встал его дед – стоял тут все время, конечно. Тот самый, что учил его многому. Тот, который поддерживал, понимал, руководил разумно. Воображение и память – теперь это всё было лишь инструментом Ужаса Его Величества. Тонкие влажные пальцы белесыми пьявками играли на нервах, сознании, целиком захватив свою марионетку. Страх длинно выдохнул. Неприятно. Бьякуя на этот раз выбрал правильно. Но ошибся до этого. Эс Нодт брезгливо поморщился отсутствующим носом. Кучики убил всех тех, что атаковали его. Кучики убил не всех. Складывать все яйца в одну корзину – Эс Нодт не любил складывать. Немного смерти сразу. Немного – чуть попозже. Эс Нодту было хорошо, и он разрешил повеселиться и капитану тоже, убивая своих людей. Правда, приятно, когда о тебе заботятся? Капитану было бы хорошо с Эс Нодтом. А сейчас пришлось поморщиться снова. Ну кто б мог подумать! Нодт прикрыл глаза – и покорно прервал свою технику, что действовала на остатках шинигами. Развернулся, медленно отправляясь прочь. Сгорбившись, согнувшись, спрятавшись в собственные карманы. Почти исчезая, испаряясь в мертвенном, пахнущим сладковатым ароматом трупов, мареве. А был ли Страх? Если совсем не страшно, то, может, его и не было?!
- Ты предал нас.
Заговорил мужчина. Длинная седая грива волос, властно откинутых с высокого лба. Ледяной взгляд светло-голубых, суровых глаз. Презрительно сжатые губы под холеной линией усов. Гинрей Кучики смотрит холодно и отрешённо. Мимо Бьякуи. Потому что на тварь, опозорившую их род, смотреть противно.
- Ты уничтожил своих людей. Зачем ты сделал это?
Перед глазами - намеренное убийство, руками самого капитана Бьякуи. Он был уверен, что спасает шинигами от Страха, покуда на самом деле убивал их – безоружных и спящих в казармах. Некоторые из них просыпались, открывали глаза, смотрели на капитана непонимающе – и умирали. Их глаза. Их много. Они – смотрят. В душу. И глубже. Они смотрят без страха. Доверяя до самого конца. Веря, что капитан Бьякуя не может быть неправ. Что даже когда лезвие его меча отрезает им голову – он знает, что делает. Их глаза смотрят туда, где видно настоящую сущность их капитана. Как он убил свою жену. Сам. Потому что та просто заболела. Просто оказалась слабее, чем желал её муж. Вот он подходит к ней. А она – всё поняла уже. 
- Не медли, если решил.
Губы шепчут с любовью. Она улыбается. Ему, тому, для кого она оказалась слишком слабой. И Кучики Бьякуя убивает её, безжалостно, беспощадно. Навсегда. Скрывая свой поступок ото всех. Тайное рано или поздно становится явным. А капитан убивает снова. Многих. Маниакальное желание наказать. Чтоб все были идеальными, правда? Достойными идти рядом с ним, с Бьякуей Кучики. Смерть – лучшее наказание. Лучшее, легкое, трусливое. И он убивает. Своего лейтенанта. Как его имя? Вздор, Кучики не требуется помнить таких глупостей. Ведь лейтенант оказался слишком слаб для него. А вот и Кучики Рукия. Ее образ – чёткий и ясный. Она виновато улыбается. Улыбкой скупой, неумелой, предназначенной исключительно ему. Брату.
- Брат…
Голос мягкий, но слабый. И Бьякуя слышит, даже если не будет вслушиваться. Слышит, как его зовут братом. Искренне, умоляюще, доверяя. И хладнокровно заносит над ней меч.
- Ты недостойна. Я ждал от тебя большего.
Он смотрит ей в глаза, полные надежды и… понимания. Она тоже понимает. Что её убьёт тот, кому она доверяла. Доверяла всегда, полностью, до конца. Даже сейчас, когда он пришёл убить её. Взмах меча и… Несколько человек из его отряда смотрело на Бьякую, с ужасом, широко распахнутыми глазами. Они выжили. Или нет? Где на самом деле – просто разыгравшееся воображение? Не мог же Страх оставить жизни воинам? Или мог. Но в таком случае… остальное – правда. Кучики просто убил своих воинов. В их же казармах. Игра, настоящая игра для бьющегося умирающей мошкой в паучьих сетях штернриттера «F» разума капитана только что началась.

- Воин сражается, Бьякуя. Палач исполняет приговор. 
Наполненный мертвенным спокойствием, шелестом ядовитых змей, шипящий голос коснулся кожи, волос, оглаживая с прищелкиванием, черными когтями. Слышит ли он этот голос или кажется? Реальности не осталось. Остался только Голос - спокойный, глубокий. 
- Ты исполнил мой приказ. Бьякуя. Хороший, послушный Бьякуя. Ты убил их всех. Всех своих воинов.
Лёгкое движение внезапно горячего воздуха у самого уха, едва не касаясь губами мочки. Но позади и впереди – никого. Тишина. И впереди, и позади капитана – тишина и поле. Поле, усеянное трупами шинигами – воинов шестого отряда. Искалеченные тела. Мёртвые тела. Экзотически прекрасные в своей полной неподвижности. Полном покое. Абсолютном послушании. Ты полюбишь эту красоту, капитан Бьякуя – ведь ты сам создал ее.
- Капитан?
Несколько воинов, не больше десятка, нерешительно направляются к нему. Растерянные, раненные, но вполне живые, достаточно для того, чтобы даже сражаться. Они оторопело смотрят на своего предводителя, и не решаются идти ближе. Они не просто выжили, они … видели. Кучики Бьякуя, их капитан, только что убил других. Тех, кто на него напал. Тех, кто оказался слишком близко к нему. Они не вкурсе, что он пожалел или смилостивился. Это все слишком похоже на безжалостную и эгоистичную казнь во имя самого себя и собственных принципов. Быть может, они не так уж и ошибаются сейчас… Ответы на вопрос лежали тихо, мирно, спокойно. И были очень мертвыми теперь.
- Где наш враг, капитан? Вы… что тут произошло?
Воины, довольно юные, ещё явно не готовые к настоящим сражениям, беспомощно озирались вокруг, все еще пытаясь отыскать неведомого врага. Они продолжали судорожно сжимать мечи, готовясь нападать или хотя бы защищаться. Драться плечом к плечу с их капитаном. Но…
- Они все мертвы?
Одни трупы кругом, весь шестой отряд. Тех, кого не убил Эс Нодт – убил капитан. Своими руками. Живые недоуменно оглядывались, не понимая, почему они живы??? Почему? И правда, а где враг? Кто теперь враг. Кого убивать. Кого будем убивать дальше, капитан?
- Капитан. Что… нам делать?
Они так и не подходят к нему, будто опасаясь, и всё же смотрят на Бьякую с надеждой. Если не он спасёт их, то кто? Только от кого спасать? И кого. И как будет спасать капитан Кучики.
- Вы его… прогнали, да? Больно… перевязать бы.
Страх прогнать невозможно. От Ужаса не избавишься. Можно желать драки, можно желать битвы. А Кошмар, Палач, Маньяк, Ребенок будет стоять в отдалении, улыбаясь мордой без челюсти, без губ, без носа. Что же делают здесь эти вдруг живые шинигами? Почему они живы? И капитану Бьякуе будет страшно, ведь он живой, пока еще. Неинтересно играть с дохлой, пусть и красивой, мышью. С живойнамного интереснее. И будет страшно капитану Бьякуе, не за себя. Нет. За их жизни, всех тех, кто остался в живых. Пока ещё остался. Один из молодых шинигами прижимает к себе искалеченную руку. Конечно, это больно. Но тот держится молодцом – терпит, не жалуется. И не паникует. Они не боятся. Боится лишь капитан. Страх доходит до самого сердца. Неосторожно, лениво, грубо, нарочито показательно касается души, будто сжимая её ледяным кулаком.
- Давай, вот так. Есть немного бинтов…
Воины ведут себя так, как вели бы любые из живых существ: пока затишье, стоит подготовиться к бою. Постараться подготовиться. Хотя бы перевязать раны. Попить воды. Зацепиться хотя бы краем сознания за привычное, спокойное, мирное. За то, что знаешь, от чего не выламывается сердце сквозь ребра, пытаясь убежать. От чего не выплескиваются глаза, не выдавливается мозг сквозь пустые глазницы. Просто попить воды.
- Осторожнее. Сейчас не найти четвёртого отряда. А они бы пригодились.
Они пытаются поддержать друг друга. Стараются держаться вместе. Все вместе, но интуитивно в стороне от капитана. Тот убил их товарищей, и это заставляет думать, сомневаться. А, может, они могли бы выжить?! Ведь сейчас страха нет, и опасности нет. И они все живы, они же живы, почему не те, не другие?!
- Спокойнее. Вот так лучше? Не больно?
Кто-то из них уже обучен заклинаниям. И пусть все они слишком юны и неопытны, и всё же им удаётся помогать друг другу. Держаться вместе.
- Больно…
Конечно, какие уж тут заклятия… Такие раны сложно излечить сразу. Больно. Им всем больно, непонятно – а капитану Бьякуя нет. Он ведь всегда уверен во всем, что творит, даже когда убивает свой отряд.

Он не чувствует боли. Лишь страх.

Неверный выбор.

Неправильный шаг.

Не тот ход.

Фатальные ошибки и досадные промахи.

- Выполнишь ли ты ещё один мой приказ, Бьякуя?

Нет рядом никакой опасности, никакого врага. Если отныне враг – ты сам.

Жизель была способна сотворить зомби из кого угодно. Это было забавно. Ему нравились зомби - они по-настоящему умели слушаться и радовать. Капитану Бьякуя было очень далеко до зомби Жизель. Пока. Да, у Жизель была неплохая способность. Однако Эс Нодт знал, что у него куда более интересная. Это не просто способность. Это - наивысший дар его Бога, во веки веков, аминь. К чему творить из набора мяса и костей нечто, что будет двигаться самостоятельно? Если можно сделать совершено иначе. Эс Нодт улыбался.
- Ка…капитан?
Бьякуя усердно трепался… с кем-то. Со стороны казалось, что сам с собой, честное слово. Воины смотрели на него, как на ненормального. Совсем немного… в общем, не немного, а полностью сошедшего с ума. И подходить вообще не рисковали. Их капитан так много не разговаривал. Совсем, никогда. А теперь… неужели, его победили?! Их капитана – и победили?! Конечно, они не решались говорить об этом. Но то тут, то там Бьякуя точно мог видеть ошарашенные взгляды мальчишек и девчонок. Разве так могут вести себя просто призраки? Они были живыми. Они были настоящими. Они были реальными настолько, что капитан, со всеми его сомнениями, сам казался иллюзией. Они все не боялись Эс Нодта. А вот капитана...
- Может, всё-таки поискать кого-нибудь из четвёртого отряда?
Очень и очень тихо обсуждали между собой, боясь, что их услышит внезапно сошедший с ума капитан. С ненормальными следует вести себя тихо и аккуратно. А как полагается себя вести с сумасшедшими капитанами? Сам Кучики Бьякуя – и вот так запросто сошёл с ума? Почему тогда они, эти вот юные девчонки и мальчишки, остались в сознании и даже не боятся? Может, капитан не настолько силён, как все о нём говорили? Но сказать такое вслух… да ещё и при самом Кучики, пусть даже неадекватном больше! Никто, конечно же, не решался. А взгляды их были куда как красноречивы, даже без слов.
- Стой, не ходи, да ты что!
Один из воинов решительно поднялся на ноги, прямо глянув на Бьякую.
- Нет, пойду. Нельзя же так.
Его пытались остановить. Но юноша, которому было на вид лет семнадцать, и то с натягом, уверенно направился прямиком к Бьякуе. Остальные на него смотрели, как на самоубийцу. Капитан – опытный боец, да и вообще, это же сам капитан же! Сам справится. Поговорит сам с собой, и справится. Договорится, быть может, или еще как-то, как там у ненормальных происходит. Наверное. Или не справится. Тогда… что делать – тогда?!
- Капитан Кучики.
Уверенно и чётко обратился мальчишка к Бьякуе, очень уставно. Вытянулся, стараясь выглядеть как можно более сурово и серьезно, но смотря при этом жалобно и... испуганно.
- Вам нужна помощь.
Он не спрашивал, потому, что всем тут было очевидно, что нужна. Да капитан сам с собой разговаривал, куда это годится вообще?! Жуть же. К тому же, новобранцы видели Кучики очень молчаливым и сосредоточенным.
Они знали своего капитана как одного из самых уверенных в окружающей действительности. Он был для них краеугольным камнем, на котором стояло все. А теперь что? Он же про полусгнившие трупы болтает, да ещё и при всех!
- Может, нам разведать обстановку? И… и там. Может, нам встретится кто-то из четвёртого отряда!
Юноша очень старался, краснел, бледнел, заикался местами, но старался! Так себя могут вести призраки? Или зомби? И зачем им такое вообще?! Зачем призракам или зомби заботиться о своем капитане?
- Или… м-может. Вас… осмотреть?
Нет, на самом деле, это дерзость. Но ведь мальчишка переживал за капитана. Он переживал так, как это мог делать только очень живой и настоящий человек.
- Простите, господин капитан! Но вам срочно нужна помощь!
Выпалил юноша, раскрасневшись окончательно, даже вспотел, кажется, с такого перепугу. И низко поклонился Бьякуе, предварительно хорошенько зажмурившись. Капитан, поговаривали, был очень строгим и суровым. Но это же не позволяло ему болтать с пустотой о разлагающихся трупах. Это уже никакая не суровость, это что-то совсем другое. И пусть даже его сейчас накажут, но он должен позаботиться о капитане.
Мальчишка вёл себя ровно так же, как вёл себя любой новобранец в отряде Кучики. В подавляющем своём большинстве капитана всегда все опасались. Мальчишка боялся именно его, Кучики Бьякую. Говорить с ним, подходить. Он больше. Ничего. Не боялся. Никакого страха. Вообще.
- Враг, кажется, погиб. Или ушёл. Иначе… почему он не атакует… капитан?
На Кучики смотрело несколько пар глаз. До него пытались достучаться. Юные воины пытались найти в… этом вот… своего капитана. Того, к кому они попали после распределения в отряде. Они посматривали растерянно, с недоверием, с опаской. Но не со страхом. Только вот, Бьякуе-то было страшно, будто бы сам Нодт сейчас стоял у него за спиной. И спереди. И – сбоку. Страх был везде. Страх, всеобъемлющий, непрекращающийся, бесконечный. Это чувствовал только капитан. Остальные вели себя абсолютно так же, как многие из шинигами. Особенно новички. О Бьякуе ходило много слухов.
Прибавятся ли новые теперь?

- Ка…питан?
Юный шинигами, который так усердно пытался поговорить с Кучики, нервно сглотнул и… ничего не понял. Кажется, капитан действительно сошёл с ума.
- Вы… вы меня не слышите. Да?
Очень осторожно спросил мальчишка, и незаметно, для него - но не для капитана, сделал пару маленьких шажков назад. От капитана. Странно наблюдать за падениями сильнейших. Странно - и страшно, особенно если тебе еще так мало лет и ты только начал жить. Почему только они уцелели? Кто бы знал. Враг оставил их в живых? Или, может, врага победил капитан! Ведь нет тут, этого врага. Никакого нет! Только капитан, который говорил про трупы сам с собой… Который не слышал их, живых и настолько настоящих, насколько позволяла реальность вокруг.
- Про…стите…
Ну что тут скажешь? Он ведь попытался. Хотя бы попробовал, один из всех, осмелился и сделал попытку. Оставалось лишь вернуться к своим и оставить капитана в покое.
Реальность. Вымысел.
Чувства и эмоции.
Человеческие души – страшная сила, вперемешку с колоссальной слабостью.
Эс Нодт не любил слабость. Он знал, что такое слабость. Знал настолько хорошо, оттуда еще, из больничной койки, с белоснежной наволочки. Каждое прикосновение безупречно белого белья было мучительно, зверски больно. А слабость не давала поднять голову. Оторвать остатки лица от простыни. Сделать так, чтобы никогда больше не чувствовать боли. Каждый вдох и выдох в изувеченных легких был сложным - слабость. Эс Нодт молился Богу горячо, искренне, молился днем и ночью, потому что спать он не умел больше. Он молил своего Бога лишь об одном: чтобы все закончилось. И это тоже было слабостью. Ты желаешь, чтобы все закончилось, красивый капитан? Медленно опустил отсутствующие ресницы, улыбаясь. Эс Нодт улыбался. Грустно, но умиротворённо, своей единственной безгубой улыбкой. Зато были челюсти. Зато появились шипы. Шипы очень удачно заменяют губы. Просто те, кому не удалось сравнить, почему-то не верили в это. Эс Нодт улыбался – и наблюдал. Спокойно, умиротворенно, со стороны. Его Бог пришёл к нему. Его Бог даровал ему Силу. Его Бог прогнал боль, уничтожил слабость. Теперь он, Эс Нодт, мог справиться с любой болью. Своей, чужой. Эс Нодт верно служил своему Богу, просто потому, что это было единственно верно и правильно. Как шипы вместо губ.
- Ох… Он же ещё жив!
Юные шинигами отважились проверить кучи бездыханных тел, что были разбросаны то тут, то там. Поверженные воины, убитые воины, уничтоженные воины. Скольких убил капитан? Скольких – Эс Нодт? Глупый, глупый красивый капитан... Да разве Эс Нодт пришел убивать? Эс Нодт улыбался, все ниже опуская голову, уходя от удовольствия в карманы черными когтями, клацающими глухо. Он пришёл сюда ради капитана... Всё,
что он делал теперь, было для капитана. Красивого капитана Кучики, с таким вкусным, вкусным именем...
- Этот, кажется, жив! Да, сюда, скорее!
Эс Нодт за всё время битвы использовал только свои шипы - и от шипов не было слишком много урона. Шипы Страха. Шинигами навряд ли смогли успеть изучить то, как работает техника именно этого конкретного квинси. Не физический урон, но урон моральный, выборочный, по желанию самого штернриттера “F”, всесильного, всемогущего. Страшного по сути своей, Силой своей, от которой не спрячешься, не уйдешь. Даже если умеешь очень гордо вскидывать голову. Страх повреждает сознание, после – управляет им. Но что случалось, когда Эс Нодту... становилось скучно?
- Какие раны…
Мальчишки и девчонки в форме шинигами скучились над одним из тех, над одним из живых тел. Тело хрипело, но упрямо не умирало.
- Этих, кажется, капитан, да?
Осторожные шепотки доносились и до Кучики, потому что сказать такое вслух и громко никто б не решился. На него поглядывали, настороженно. Но чаще – с непониманием и крайним недоверием.
- Да… у него плохие раны. Ему нужно лечение, как можно быстрее. Но…
Нодт просто прекратил действие своей техники выборочно. На тех, кто был поражён просто всего лишь его шипами. От них и боли-то минимально, не говоря уже о серьёзных физических повреждениях.
- Он же так умрёт, если не оказать помощь!
Мальчишки и девчонки пытались помочь, хотя бы друг другу. И вот этому вот пареньку, например. Кучики ведь было хорошо знакомо это лицо, верно? Сейчас такое бледное, почти безжизненное. Юноше было больно, очень больно, но он уже даже не стонал, настолько ослабел. Ему было больно не от техник Нодта, совсем нет. Ему было больно от удара катаны самого капитана. Рикичи Юки, кажется, так звали мальчишку, правда, Кучики Бьякуя? Воин умирал, прямо на глазах остатка отряда.
- Вы же можете ему помочь, можете! Капитан!
Выкрикнул один из воинов – отчаянно, но уже теперь даже зло. Иногда отчаяние и бессилие заглушает даже страх перед красивым, безумным капитаном.
- Капитан Кучики!
Его звали. Его просили. Помочь… В него… продолжали верить?
Почти целиком растворившаяся в белесом мареве белоснежная фигура с иссиня черными патлами длинных волос вдалеке качнулась, вся уходя в себя, уходя в тень, уползая под камень. Оставляя так полюбившемуся ему капитану его страх. И страх его воинов, которые теперь боялись своего капитана. Всех тех, кто видел его поступок. Всех тех, кого он уже не смог спасти, даже если бы внезапно захотел. Все наши желания надо выражать вовремя, да, капитан Бьякуя? Пока в них еще есть какой-либо смысл. Где-то там, среди трупов, лежали двое – с чёрными провалами вместо глаз. Эс Нодт всегда сдерживал свои обещания. Только не все это могли осознать. Разумеется, какое уж тут осознание, когда тебе неимоверно страшно. Захватывать или уничтожать… Нодт любил выполнять приказы своего Бога с особым тщанием. Потому, что он любил своего Бога, во имя его, ради него, для него. Его приказы не обсуждаются. Даже если так жаль прощаться с очень красивым глупеньким и таким гордым капитаном Бьякуей. Но это ведь ненадолго, капитан. Это ведь до свидания.