Реальность Уноханы Рецу в последние дни полна ломаных миражей. Поневоле задумаешься, не приложил ли и к этому руку Айзен, пусть и надежно запертый в Мукене. Слова, мотивы, действия - все кажется ложным, неправильным, не тем, что оно на самом деле. Посреди этого хаоса только одна вещь осталась неизменной - война, сожравшая Генрюсая. Даже имя - Рецу - все громче напоминает о том, что оно тоже суть ложь. Но она упорно продолжает цепляться за эти буквы.

Реяцу Пустого, сильно и громко вспыхнувшая посреди Сейретея - ложь. Маленькая женщина стоит на земле и смотрит, как в небе над городом беснуется золотое чудовище, некогда бывшее капитаном. Вновь ставшее капитаном. Золотые волосы, золотые глаза, даже духовная сила имеет золотистый отзвук. И это золото, щедро разлитое вокруг, не даст забыть, что перед ней больше не тот, кого она знала сто лет назад как капитана Оторибаши Роджиро.

Его танец можно было счесть даже красивым, если бы не болезненная ярость, хлещущая наружу. Унохана знала, как тяжело было смотреть на вернувшихся в Готэй вайзардов им троим, тем, кто помнил события столетней давности - ей, Кераку и Укитаке. Но насколько нелегко было самим вайзардам?
Сейчас она видела ответ прямо перед собой.

Последний шаг - и она, зачарованная, затянутая в паутину его движений, отброшена в сторону, как девчонка. Где твое воспетое веками мастерство фехтования и управления собственным телом, а, "Рецу"?

Она поднимается, оглядывает испачканное в пыли хаори, некогда белое. На щеке - порез от острого камушка, который вспыхивает зеленым светом и тут же затягивается, оставляя только капельку крови на коже. Унохана не уделяет этому внимания, неотрывно смотря на Роуза. Тот тоже встает на ноги. Надо бы подойти, посмотреть, как у него дела - очень уж неловко упал. Но злая птичья маска приковывает взгляд и не дает сделать ни шага.

Он прячет лицо под белой костью, но золотые глаза все равно выдают его. Как же он ее ненавидит, понимает Рецу. Наверное, так же, как Айзена.

Медик берет верх во внутреннем противостоянии, и она все же делает шаг вперед под стылым взглядом клювастой маски.

Даже думать не хочется, что он ответит ей, если она спросит, все ли с ним в порядке. Она выбирает более конкретный вариант:

- Вы не ранены?

Трудно с ними, трудно. Со всеми трудно по-своему. Кенсей, громкий и неугомонный, в первый же день высказал все, что думал о том старом суде, и с тех пор как забыл. Шинджи вовсе сделал вид, что ничего не было, но будет вариться в своей обиде еще очень, очень долго. Только никто этого не увидит. Хрупкий артистичный Роуз так не смог.  Особенно - с ней.

Отредактировано Unohana Yachiru (2017-11-22 12:01:58)

Рецу уже давно отвыкла от такой дикой ярости по отношению к себе. Кому ненавидеть мирного врача? Большая часть Сейретея знала ее с детства. Это Рецу сидела у их постелей, когда они болели, это к ней они бегали со всеми царапинами и бедами. К ней - заботливой и всегда понимающей. Для Роуза она когда-то была такой же.

Теперь все изменилось. И если Унохана хотела все вернуть на круги своя хотя бы отчасти, начинать следовало с себя. Как ни трудно ей было, стоило еще раз сказать себе - там, под хищной белой костью все тот же Оторибаши Роджиро. Тот, который еще белобрысым мальчишкой ставил на уши весь госпиталь, протаскивая с собой флейты сквозь все запреты. Играть, конечно же, было интереснее всего после отбоя. Он знал, что нарушение режима не укроется от внимания хозяйки госпиталя, но его это не останавливало. Чего он не знал - того, как Унохана долгие минуты стояла за дверью, слушая его игру, прежде чем войти и прервать поток звуков.

Воспоминания вызвали печальную улыбку. Образ задумчивого ребенка с флейтой почти рассыпался, стоило взглянуть на существо напротив. Создание, которое едва удерживалось от нападения и осыпало Рецу градом упреков, частью - вполне заслуженных. И пока древние воинские инстинкты, кричащие "Враг!", не взяли верх, она торопливо зашептала. Инкантация сложного кидо, которое она составляла на ходу из нескольких других, шипела в воздухе. Сильно похолодало. Синие глаза не отрывались от белой маски. И наконец, крупица за крупицей, кусок за куском начали осыпаться с нового лица Оторибаши Роуза. Показалось прежнее лицо - человеческое. То, которое Рецу так хотела увидеть. Она сделала шаг навстречу ему - такому красивому, высокому. Человечному.

- Мне жаль, что это произошло с тобой и с остальными. Мне жаль, что я не разобралась тогда и ничего не понимаю сейчас. Но, Роджиро... Я не жду от тебя нападения.

Насколько же легче было смотреть на стоящего напротив и видеть друга, когда вся чужеродность его природы - тонкий отзвук, мягкий диссонанс в духовной силе, а не мертвые глазницы маски.

- Роджиро. Я тебе не враг.

Она стояла на расстоянии удара, без меча, полностью открытая. И ждала - сможет ли он заговорить с ней, как смогла она. Как раньше ждала, пока мальчишка опустит флейту. Ребенок давно вырос и переродился, пусть у нее и не прибавилось ни одного серебряного волоса в косе. И все же это были они - те же самые.

Маленький капитан отряда ничтожеств сделала еще шаг вперед, протянула руку. Мягкая ладонь осторожно коснулась щеки, нежно стерла злую золотую слезу. Без страха, без сомнения. Остановилась, не отнимая руки, внимательно, но без жалости глядя на мужчину.

- Роуз… Я ношу в сердце демона пострашнее всех ваших Пустых уже много сотен лет. Каждую секунду он готов вырваться наружу и устроить здесь кровавый ад – и все-таки он все еще заперт, заперт так, что большая часть Готэя и не подозревает о его существовании. Я очень хочу, чтобы вы, вайзарды, сделали так же.

Потому что я не хочу, думает она, с затаенной нежностью глядя на красивого и изломанного Оторибаши, видеть, как Главнокомандующий подписывает приказ о твоем уничтожении. Потому что я не хочу видеть, как он сидит передо мной и ждет, что я найду ему хоть один повод не делать этого – а он обязательно придет за советом перед таким трудным решением. Потому что я не хочу, чтобы ты дал нам этот повод. Ты или кто-то из твоих друзей. Потому что вы все еще шинигами. Наши шинигами.

Она отходит на шаг дальше, возвращая дистанции приличие. Опускает взгляд – и не поднимает, роняя слова на пыльную землю, будто тяжелые капли крови.

- Знаешь, как мы смогли выиграть ту войну? Хочешь, расскажу?

В памяти встают события старой войны, что гремела тысячу лет назад. Лица, имена. Запахи, звуки. Шинигами, из которых в живых осталась, пожалуй, только она одна. Если, конечно, не считать тех, кого сожрал Нулевой отряд.

- Среди нас не было ни одного, который задавал вопросы про шансы на победу. Мы просто шли и делали. Не то, чтобы у нас был выбор. Не сказать, что он есть у нас сейчас. Равно как и время на бесполезную рефлексию.

Морок прошлых дней слетает с глаз жарким маревом. Унохана спохватывается – не так должна вести себя добродетельная и мягкая Рецу. Не подобают такие речи нежной целительнице. И если на нежную целительницу наваливается сразу боль, опасность и ностальгия – это еще не повод терять управление.

Она вновь поднимает полный тоскливой синевы взгляд. Кто ты такой, юный Оторибаши Роджиро, чтобы судить нас? Имеешь ли ты право?

Тревожным набатом, шелестом горящего Готэя приходит ответ – имеет. Это его дом под ударом из-за старой ошибки и новой небрежности.

- Мы уничтожили их императора тысячу лет назад. Мы выловили по лесам и городкам и уничтожили всех, даже детей и стариков. И мы… расслабились? Да, наверное. Мы видели Исиду Урью и не придали этому значения. Долгий мир уничтожает бдительность.

Зачем я говорю это вслух?

Потому что он задал мне вопрос.

Грустная улыбка – мягким укором. Племя младое, незнакомое ищет ответ и тычется в стены, как слепые котята. И думает, что все в мире происходит с ними впервые.

Как, ну как объяснить золотому и прекрасному, что не было тысячу лет назад никаких героев и никакого торжественного решения положить жизни на алтарь войны?  Не было красивых речей, не было всеобщего труда на благо победы? Были только старые дьяволы, не умеющие жить по-другому. Негде было научиться.
Как рассказать, что самое страшное время наступило уже после поражения Баха, когда старые дьяволы проснулись и поняли, что им незачем больше жить?

Каждый тогда сходил с ума по-своему. Многие ушли в Нулевой Отряд: там всегда был смысл и высшая цель служения Королю. Генрюсай приобрел благообразный вид и прикинулся, будто важнее Готэя ничего нет. Кто-то просто умер. И это тоже было выходом.

Унохана нашла в восьмидесятом районе драного мальчишку и сделала своим смыслом его. Ничем не хуже других путей.

И кто знал, как кричит иногда долгими, почти бесконечными ночами старый тати, ржавеющий от скуки и бесцельности своего вечного существования? Кто слышал, кроме Уноханы, сжавшейся в комочек в углу постели и пытающейся просто пережить мучительное желание встать, взять в руки меч… А дальше – кто первый попадется. Кто знал, как трудно жить в мирном Сейретее, если был рожден для войны?

Но Роуз и вайзарды твердо уверены, что их случай уникален, а страдания беспримерны.

- Мы не стали чудовищами. Мы были ими задолго до того, как в мир пришли квинси и их император. Война пришлась… очень кстати.

Возможно, она слишком строга к нему. Но распускать сопли – не время.

- И мы будем умирать один за другим, пока война не войдет в нашу жизнь снова. Так, чтобы немыслимо было проснуться и не увидеть зарницы пожара за окном. Так, чтобы некогда было спать. И только когда вечная бойня станет нашей жизнью – мы сможем выстоять и победить.

Извини, Роуз.  Ты выбрал плохого собеседника для такой темы. Что может сказать тебе уставшая от жизни Кенпачи, первая и единственная?

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-04-11 09:32:10)

Не поймет. Да и как понять? Они, новые – не воины, а творцы. Он, золотой – не боец, а музыкант.  Они, прежние - зубами выдрали у прошлого мирную жизнь для них, новых. И должны были уйти в небытие, колесом перерождения истолочься в мелкий порошок новых жизней и новых личностей.

Они все и ушли. Все, кроме нее. Даже старый и любимый друг Ямамото ушел, скинув ношу на плечи своего ученика. И не забрал с собой ее. Эта боль – она сама не знает, что больнее: его смерть или то, что он посмел умереть без нее. И ведь старый дурак, прямо приказал не вмешиваться, словно знал, словно так и хотел… Словно Главнокомандующим должна была стать она, а не Шунсуй. Но не стала бы – и не стала.

Оторибаши Роджиро, дитя мирных лет, никогда не поймет, почему война кажется старой демонице благом. Можно и не объяснять, и не пытаться.

Никто и не заставляет тебя жить и побеждать, Роуз.

Зря она это. Никакой пользы от этих злых слов, только ядовитая горечь. Только новый шрам поперек бессмертной души золотой птицы, скорчившейся перед нею. И остаются жалящие слова непроизнесенными, впиваются в сердце своей хозяйки. А ему, хрупкому – последние остатки утешения и нежности, еще оставшиеся в груди общей праматери-Рецу.

- В твоих силах закончить войну и вернуть твой привычный мир. В ваших. Готэй все еще стоит, Роджиро. И пока он стоит, тебе есть куда вернуться.

Вспыхивает на горизонте реяцу нового хозяина этой земли. Унохана уже, в общем-то, знает, о чем он хочет с ней поговорить.

Все в твоих силах, милый Роуз. А мне – умереть во славу твоего Готэя, чтобы ты еще на миг дольше прожил в мире, который тебе так дорог.

- Извини... Мне пора. Много раненых.

Мягко коснувшись твердого плеча, Унохана растворяется в шаге шунпо, покидая место невольной встречи.

Отредактировано Unohana Yachiru (2018-04-15 22:21:51)